Показавшись в театре, Скуряков поехал на работу. Веретенников уже ждал его. Варнавина привезли еще раньше.

В своем объяснении о дальнейших событиях этого вечера майор Веретенников писал так:

«В половине восьмого вечера, выполняя отдельное поручение прокурора следственного отдела т. Скурякова Г. Г., я находился в служебном кабинете прокуратуры с арестованным Варнавиным. Как обычно, конвоировавшие арестованного милиционеры находились в соседней комнате, чтобы не мешать допросу. К половине девятого должен был подъехать и т. Скуряков Г. Г. Арестованный во время допроса сидел на стуле, в трех метрах от двери и был отделен от меня служебным столом и приставным столиком. Позади меня находилось окно кабинета и застекленная дверь на балкон второго этажа.

В поведении арестованного ничего подозрительного не отмечалось. На вопросы он отвечал охотно и сообщил ряд сведений, заслуживающих оперативный интерес.

В частности, Варнавин сообщил, что видел в городе некоего Зубарина, по кличке «Удав», располагающего огнестрельным оружием. За время допроса Варнавин встал со стула всего один раз, чтобы выпить воды из графина, стоявшего на приставном столике. Мне было известно, что Варнавин отказался в тюрьме от приема пищи, настаивая на отстранении от расследования по его делу тт. Карамышева и Ратанова. И вследствие этого чувствовал слабость и недомогание.

Около девяти часов я услышал, как в соседнюю комнату вошел т. Скуряков, встал из-за стола и подошел к дверям. Я слышал, как т. Скуряков спрашивал обо мне у конвоиров, и, открыв дверь, сказал, что я здесь. Скуряков спросил меня, не отказывается ли арестованный от дачи мне показаний. Я ответил отрицательно. Пропуская т. Скурякова в комнату, я увидел, что стул, на котором сидел Варнавин, пуст. Дверь на балкон была полуоткрыта.

Мною и т. Скуряковым были приняты следующие меры для розыска преступника по горячим следам:

а) организация преследования бежавшего силами конвоя,

б) личный осмотр прилегающего участка площади…»

…Перед третьим действием к театру подкатила «Волга», и худощавый человек пробежал мимо замешкавшихся билетерш в зрительный зал. Он с минуту задержался у центральной ложи, где сидели Макеев и Александров, и перед самым поднятием занавеса прошел к рампе. Зал добродушно зааплодировал.

Помощник дежурного по управлению поднял руку:

— Работников уголовного розыска города, управления и района прошу срочно спуститься к кабинету администратора. Членам городской добровольной народной дружины и оперативного комсомольского отряда собраться в вестибюле.

Макеев и Александров вышли из зала первыми. В темноте раздался скрип кресел, шарканье ног. Оркестр заиграл увертюру к последнему действию пьесы, так глубоко взволновавшей Тамулиса.

К утру и весь следующий день город был взят в невидимое постороннему глазу кольцо, и Ратанов, проезжая на машине по городу, видел на автобусных остановках, у закусочных, столовых, парикмахерских знакомых людей. Они были в одиночку и со спутницами, они подолгу ждали автобусов, читали газеты на стендах, любовались витринами, разговаривали или читали газеты. Иногда ему встречались и незнакомые лица, в которых он безошибочно угадывал дружинников. Узнать человека, который кого-то ищет, всегда просто.

Розянчиков все утро провел в кабинете. Он ничего не писал, не читал, только ходил из угла в угол и не мог успокоиться. Скуряков пытался вывести его из этого состояния, но каждый раз во взгляде Розянчикова чувствовался такой отпор, что Скуряков не выдерживал.

Перед обедом в кабинет к Розянчикову пришел областной прокурор, а позднее к ним присоединился Карамышев и начальник следственного отдела.

На широкий, затянутый зеленым сукном стол легло дело об убийстве старшего лейтенанта милиции Мартынова.