8

В дежурке Ратанову сказали, что его давно уже ждет Шальнов. Заместитель Альгина майор Шальнов до отпуска приходил на работу раньше всех: он рано ложился спать и уже часов с пяти утра ворочался, пил воду и больше не мог заснуть. Тогда он не спеша одевался и пешком шел в отдел. Он здоровался с дежурным и поднимался к себе в кабинет. Там Шальнов перекладывал из сейфа на стол кипы бумаг, папок, каких-то тетрадей с цифрами, садился на стул и сидел. Беспокоили его мало: от рядовых сотрудников он был прочно отгорожен начальниками отделений, а от областного управления, находившегося в двух кварталах, начальником горотдела. Когда Альгин уезжал на сессии исполкома, в горком, на различные совещания и комиссии, Шальнов тоже исчезал из отдела. Говорили, что во время этих отлучек он пропускает по маленькой в буфете гарнизонного Дома офицеров.

За все это Шальнову объявляли замечания и выговоры в приказах и делали последние предупреждения. И тогда он брал у Ратанова розыскные дела, долго держал их у себя в сейфе и возвращал обратно с краткими резолюциями: «Пр. ускорить. В. Шальнов» и «Пр. переговорить. В. Шальнов». Однако докладывать ему никто не спешил, потому что Шальнов давно уже занимался исключительно подведением итогов, составлением всякого рода справок, и докладывать дела по нераскрытым преступлениям человеку, оторвавшемуся от повседневной работы оперативников, было неразумной потерей времени: посоветовать что-нибудь толковое он, как правило, не мог.

За последние годы оперативная работа сильно изменилась — навсегда пропали всякие  м е д в е ж а т н и к и,  к л ю к в е н н и к и,  г о л у б я т н и к и,  г о р о д у ш н и к и. Исчезли многочисленные известные ему, как свои пять пальцев, грабительские группы разных жиганов, амплеев, огурцов. Не стало  б л а т х а т, где они ловили преступников  п а ч к а м и  и  п а ч к а м и  отправляли в тюрьму. Преступлений стало совсем мало, а раскрывать их стало труднее. Раньше раскрываемость преступлений на 65—70 % считалась уже приличной, а теперь имелись целые города и области, которые раскрывали все совершенные преступления.

И такая новая работа уже не нравилась Шальнову, и ему хотелось со временем перейти на какое-нибудь спокойное место в аппарате управления. Для этого нужно было лишь продержаться еще несколько лет на должности зама, учиться в Высшей школе милиции, не лезть на рожон, не выскакивать с инициативой, беречь себя и не делать никаких глупостей.

Об этом он не раз уже думал, приходя на работу в семь часов утра и сидя за столом, заваленным бумагами.

Таким образом, работать с Шальновым, догадываясь обо всем этом, было просто, если бы не обострившееся у него в последние годы сознание опасности, что Ратанов или другой начальник отделения сядет за его стол. Поэтому, бывая в управлении, в прокуратуре, Шальнов не упускал случая рассказать об очередном промахе начальников отделений, пожаловаться на трудности работы с ними. Это осложняло его положение: нужно было, чтобы отделения выглядели перед управлением и прокуратурой как можно лучше, что было бы и его заслугой, а с другой стороны, такое благополучие укрепляло позиции начальников отделений и ускоряло его уход с должности зама.

Решившись наконец поступить на заочное отделение Высшей школы и взяв отпуск на подготовку, Шальнов в первый же день почувствовал себя так, как будто под его ногами вместо привычного твердого основания оказался бегущий по волнам шаткий, непрочный плот.