По дороге в гостиницу он остановился у лотка купить мороженое. А когда повернулся, увидел парня, о котором рассказывала официантка. Парень шел прямо на него и поплевывал семечками.

Герман шагнул ему навстречу.

— Молодой человек, к вокзалу — в эту сторону?

— Сюда.

Назови его Герман гражданином, товарищем, просто парнем, тот ответил бы и пошел своей дорогой. Но за этим обращением равного по возрасту что-то скрывалось. И парень остановился. Герман медленно достал папиросы, угостил парня, прикурил, бесцеремонно выпустил ему в лицо сильную струю дыма. Узнавая в неторопливых развязных привычках встречного знакомую блатную манеру, парень осторожно спросил: «Далеко едешь?»

С секунду колебался Герман, потом начал игру.

— П о д з а л е т е л  я сюда ночью. Думал, встречу кого. Понял? Теперь вижу: никого нет. Надо, думаю, на восток подаваться. Ночью на вокзале два раза  к с и в ы  проверяли…

Еще будучи студентом, он в Салтыковской библиотеке штудировал впрок «блатную музыку», «Словарь блатных выражений по роману «Петербургские трущобы». Он мог даже считать на арго, что умеют сейчас на свете всего несколько языковедов.

А потом Герман пустил в ход клички, названия лагерей, фамилии начальников тюрем и их заместителей. Герман цитировал их на память по телефонному справочнику, выданному для служебного пользования. Через несколько минут они нашли уже общих знакомых, и парень мог узнать у Германа самые свежие новости — кто, за что и с кем арестованы, кто отошел и кто должен вернуться. Такого  г н и л о г о  вора в Шулге давно не было.

Парня звали «Вьюн». Герман назвал себя «Лисой». Они пошли на вокзал. Вьюн познакомил его с двумя женщинами, которые были старше их. От обеих пахло водкой. Потом выпили пива в станционном буфете, и Вьюн взял еще водки. Разговор шел о судьбе воров — их становится все меньше, воровать — труднее.

Барков кивал головой — у него за ночь два раза документы проверили — в таком маленьком городишке!

— Не удивляйся, тут у нас шрифт в ящиках  з а д е л а л и, вот и рыщут…

— Шрифт? А для чего он?

— П о  з а п а р к е  в з я л и.

По ошибке, значит.

Следующий вопрос задать не удалось: подошел еще какой-то парень, поздоровался с Вьюном, кивнул женщинам, подал руку Баркову: — «Сашка». Потом подошли еще двое, совсем молодые.

Когда все уже были «хороши», пошли в парк на танцверанду.

В парке Герману понравилось: ровные, посыпанные песком аллеи, аккуратные ребята в белых рубашках, нарядные веселые девушки. И только захмелевший «Сашка» был угрюм и бросал на Германа странные подозрительные взгляды.

Несколько раз мимо них проходили дружинники с красными повязками, замедляли шаг, хмуро оглядывали их компанию.

В этот вечер Герман был за линией фронта, в чужих окопах, в чужой форме, с особым заданием.

— Танцевать пойдешь? — неожиданно дружелюбно спросил Германа «Сашка». Это показное дружелюбие как-то не вязалось с его подозрительными взглядами.

— Когда же мне было учиться фокстротам? — так же дружелюбно, но с искренней горечью в голосе ответил Лиса. — Не в Терми же и не на Вальмер-я?

А над парком плыли знакомые мелодии.