В. и сотрудники того же отдела — старший оперуполномоченный ОУР майор милиции Егоров С. И. и оперуполномоченный ОУР старший лейтенант милиции Барков Г. В., получив оперативные сведения о намерении Варнавина и Мальцева совершить кражу из магазина-2 Кизляковского сельпо, расположенного в дер. Барбешки, вместо того, чтобы в соответствии с действующими служебными инструкциями предотвратить кражу, умышленно, из карьеристических мотивов, создали условия, объективно способствовавшие совершению преступления.
…Барков Г. Б., получив сведения о готовящемся преступлении, через Джалилова А. подстрекал Варнавина и Мальцева к совершению кражи из магазина…
В момент задержания Егоров С. И. без достаточных оснований применил оружие в отношении Мальцева, об участии в крайне которого он знал заранее, со слов Баркова Г. Б.
Учитывая, что в действиях Ратанова И. В., Егорова С. И. и Баркова Г. Б. имеются признаки составов преступлений, предусмотренных статьями…»
Если бы у Ратанова было больше свободного времени на воспоминания, он, несомненно, вспомнил бы высокого пухлого второкурсника, выступившего в его бытность на кафедре истории государства и права юрфака с большим и интересным докладом. Второкурсник разбирал коллегии Петра Первого. Ратанов учился тогда на последнем курсе, но пришел на доклад. Фамилия докладчика была — Розянчиков.
Розянчиков держался на трибуне свободно и просто, словно каждый день докладывал с нее кандидатам и доцентам права кое-какие забытые ими поучительные факты. Зав. кафедрой — высокий лохматый старик, хотел, видимо, позлить этим докладом своих молодых коллег, потому что все время посмеивался, без устали тер и без того чистые стекла очков и перекладывал из одного кармана в другой свою большую черную трубку с металлической крышкой.
Доклад и в самом деле заслуживал внимания и отличался от обычно несмелых и куцых студенческих рефератов. Единственное, что неприятно поразило тогда Ратанова, — безапелляционность оратора, счастливая ребяческая вера в себя, в свое лицо, в свою научную непогрешимость. И это вызывало желание с ним поспорить. Однако недостатка в желавших выступить не было, и Ратанов промолчал. Больше они ни разу не виделись.
Такое же желание — спорить с ним, возражать ему — вызывал Розянчиков и у своих коллег по работе в прокуратуре Республики.
«Неглупый парень, эрудит, вопросы сложные решает быстро и почти всегда правильно, — говорил о нем начальник отдела, — но если первое его решение неправильное, сам он ни за что не поправится».
Поэтому расследование уголовного дела для Розянчикова было всегда не узнаванием нового, а всего лишь подтверждением его первого, по счастью, правильного предположения.
Человек он был еще молодой, энергичный, аккуратный, но несколько высокомерный. Он сразу же поставил Скурякова в положение подчиненного, продиктовал ему список лиц, которых следовало допросить. В день приезда он посетил заведующего административным отделом обкома партии, побеседовал с корректным, сожалевшим обо всем случившемся Веретенниковым и взял под стражу Джалилова.
Поступок работников розыска вызвал у него смешанное чувство возмущения и жалости: «шустрые ребята», как он называл оперативников, переусердствовали не по разуму; конечно, карьеру они на этом сделать не хотели, просто Варнавин им мешал, доставлял много хлопот. Они хотели сделать лучше, а в результате грубо попрали закон.
Допрос Ратанова Розянчиков взял на себя. Он листал лежавшее перед ним уже довольно пухлое дело, поминутно поглядывая на часы: Ратанов должен был вот-вот появиться. Потом позвонил Скурякову: «Войдете минут через десять после начала допроса: вы его все-таки знаете лично…»
В это время Ратанов вырвался, наконец, из узких прокуренных коридоров. |