Ее глаза были полны сожаления, плечи поникли.
— Джимми взял свои сбережения и купил на них грузовик и трейлер. И приехал сюда. Он знал, что мой отец не поддержит наш брак. Это загубило бы мою карьеру. А я несла ответственность перед своим сообществом. Я была первой в нашей семье, кто окончил колледж, первой пайути в том числе. Мне было суждено вершить большие дела. Поэтому… мы встречались в тайне от моих родителей. Я злилась на них. Я была взрослой, а Джимми был замечательным парнем и индейцем. И я не понимала, почему не могу иметь и карьеру, и Джимми. Но в итоге я подчинилась родителям. Я обвиняла их, потому что это было намного легче, чем обвинять себя. Я прикрывалась родителями, чтобы как-то извинить себя. Но на самом деле, я была амбициозна и боялась потерять свои амбиции. Я боялась стать, как моя мать — осесть в резервации, всю жизнь быть бедной, никем не замеченной, ничего не добившейся.
— Что произошло? — настоятельно произнес Уилсон.
— В 1976 году Джимми Картер был избран президентом, и меня пригласили обратно в Вашингтон, в офис по делам Индии, работать ассистентом Ларри Шивва. Мой отец был уверен, что я сыграю важную роль в возращении статуса племени пайути. И я поехала. А Джимми никогда не просил меня не ехать. Он говорил, что любит меня, но… никогда не умолял остаться.
— Через шесть недель я узнала, что беременна. Я пробыла в Вашингтоне до тех пор, пока мой босс — хороший друг моих родителей — не позвонил им и не сдал меня. На тот момент я была уже на седьмом месяце и не могла скрывать свою беременность за платьями с высокой талией и платками. Я была слишком далеко, чтобы лететь домой, хотя была расстроена, а мои родители опозорены. Я вернулась домой лишь когда родилась Винни. Но Джимми там уже не было. А я была слишком горда, чтобы искать его.
— Джимми так никогда и не узнал? — прошептала я, злясь за человека, который меня вырастил.
— Я так и не рассказала ему…
— Но тогда… как… как он нашел меня? — картинка никак не складывалась. Получалось, Джимми каким-то образом разыскал меня и забрал у матери.
— Я не знаю, — прошептала Стелла. — Но это и не важно…
— Вайнона никогда не знала своего отца? — вежливо поинтересовался Уилсон. Похоже, он был единственным, кто был способен связать две мысли между собой.
— Мы позволили ей думать, что мои родители были ее родителями. Я называла их мамой и папой, и она тоже. Так мы и жили все вместе, если я не была в разъездах. Моя мать растила ее, пока я продолжала работать в отделе по делам Индии. В 1980 году президент Картер подписал документ, возвращающий племени пайути государственный статус, и с тех пор оно стало называться резервацией пайути. Мне нравилось думать, что я приложила к этому руку. Это понимание немного помогало смириться с бардаком в моей личной жизни.
— А как же Джимми? — прошептала я, обескураженная тем, что он так никогда и не узнал о существовании своего ребенка. Джимми, которого я знала, жил очень просто и почти ничего не имел. Я почувствовала, как в груди поднимается злость по отношению к женщине, которая так и не рассказала ему, что у него есть дочь.
— Я не знала, где его искать, Блу. Я должна была стараться сильнее, я знаю. Но времена были другими. В 70-х не было возможности обзвонить индейские резервации. Да и сейчас тебе едва ли это удастся. Мне удалось разыскать мать Джимми, но она умерла за несколько лет до рождения Вайноны. А брат Джимми сказал, что не знает, где он. Я разрывалась на части. Я любила Джимми… но променяла его на мечты и потеряла. Я думала, что, возможно, однажды мы встретимся, и я смогу все ему объяснить.
— Может быть, Вайноне удалось разыскать его? — размышлял вслух Уилсон. |