|
О, нет, только не это! К горлу подступила рвота, и я поняла, что на этот раз не успею добежать до туалета. Схватив одежду, я бросилась к мусорному ведру, готовая выпустить наружу воду с крекерами, которые оказались во мне всего несколько минут назад. Я почувствовала, как Уилсон убирает волосы с моего лица и ощутила непреодолимое желание оттолкнуть его от себя, но в этот момент у меня были дела поважнее. Содержимое моего желудка вновь оказалось снаружи, и я пожалела, что не могу удалить рот со своего лица. Буквально через секунду передо мной появился аккуратно сложенный кусок чисткой ткани. Я с благодарностью приняла его от Уилсона. Это был второй раз, когда он предлагает мне свой платок. Первый я, кстати, так и не вернула. Я выстирала и погладила его как смогла, но от ткани все равно пахло сигаретным дымом, и мне было бы крайне неловко возвращать платок в таком виде. Я выпрямилась, и Уилсон отпустил мои волосы.
Он отошел, но тут же вернулся, держа в руке бумажный стаканчик с холодной водой. — Комплимент от учителя. Я сделала глоток, но, как и до этого, желудок отказывался что-либо принимать. — Если ты в состоянии, можешь снова надеть мантию и шапочку и выйти на поле. Ты пока не пропустила ничего важного. — Ха! Вот еще! Ни одна сила теперь меня туда не затащит! — Я пойду вместе с тобой. Вот так-то! Уверяю, что, как только ты окажешься там, смущение пройдет, и ты не пожалеешь, что вышла. Я с тоской посмотрела на мантию с шапочкой. Уилсон заметил это и решил надавить на гордость: — Ну, брось. Ты же любишь эффектные выходы, помнишь? Я слабо улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с моего лица, когда я поняла, что, вероятнее всего, не смогу удержаться от того, чтобы не сорваться и не броситься в уборную прямо посреди церемонии. — Я не могу. — Нет, можешь, — Уилсон взял мантию с шапочкой и протянул их мне с обнадеживающим взглядом на лице. В эту минуту он выглядел как пес в ожидании прогулки: глаза распахнуты, рот приоткрыт. — Я не могу, — повторила я с нажимом. — Но ты должна это сделать, — в тон мне ответил он. — Я понимаю, ты чувствуешь себя неустойчиво. — Я не чувствую себя «неустойчиво», что бы это ни значило! Я беременна, — прошептала я, предупреждая его следующую реплику. Лицо Уилсона вытянулось так, словно я только что оскорбила при нем принца Уильяма. К горлу снова подступил ком, а глаза заслезились, поэтому мне пришлось сощуриться и стиснуть зубы. — Ясно. — Его руки, в которых он все еще держал мантию с шапочкой безвольно повисли вдоль туловища. На лице застыло странное выражение, как будто он складывал в уме части одной мозаики, челюсти стиснуты, а взгляд устремлен прямо на меня. Мне захотелось уйти, но гордость заставляла меня быть твердой и воинственной. Я взяла вещи из его рук и отвернулась, внезапно почувствовав стыд за свои шорты и тонкую футболку, словно они подчеркивали унизительность моего положения еще больше. Никогда еще я не чувствовала такого отчаянья, как теперь, и не было во мне желания сильнее, чем уйти прочь от Дарси Уилсона — единственного учителя и единственного человека, знающего о том, в какое дерьмо я вляпалась. Он стал мне другом, и в эту минуту я чувствовала, что разочаровала его. Я стала уходить, но его голос остановил меня: — Я не пошел на похороны отца. Я резко развернулась, не веря своим ушам. — Ч-что? — Я не пошел на похороны своего отца, — повторил он, подходя ближе и останавливаясь напротив меня. — Почему? Уилсон пожал плечами и покачал головой. — Я думал, что повинен в его смерти. В ночь, когда его не стало, мы крупно поругались, и я убежал из дома. |
