Спустя полчаса, когда миссис Хэншоу наконец закончила прерванные приготовления и все еще с негодованием думала об утреннем инциденте, надоедливо зазвонил видеофон, и с этого звонка начались ее истинные беды.

Мисс Элизабет Роббинс была в замешательстве. Маленький Дик Хэншоу всегда считался хорошим учеником. Ей отнюдь не хотелось жаловаться на него. И все же, говорила она себе, сегодня он вел себя очень странно. И она, разумеется, должна поговорить с его матерью, а не с директором школы.

Она отправилась к видеофону во время утреннего учебного периода, оставив вместо себя одного из учеников. Набрала нужный номер и поймала себя на том, что необычайно внимательно смотрит на красивую и, пожалуй, грозную голову чем-то недовольной миссис Хэншоу.

Мисс Роббинс немного струсила, но отступать было уже поздно. Она робко сказала:

— Миссис Хэншоу, я мисс Роббинс.

Миссис Хэншоу окинула ее ничего не выражающим взором, потом спросила:

— Учительница Ричарда? — ее голос звучал сухо и надменно.

— Совершенно верно. Я позвонила вам, миссис Хэншоу, — продолжала мисс Роббинс, — чтобы сказать, что сегодня утром Дик пришел в школу очень поздно.

— Неужели? Но этого не может быть. Я видела, как он уходил.

Мисс Роббинс изобразила вежливое удивление. Она спросила:

— Вы хотите сказать, что видели, как он воспользовался дверью?

Миссис Хэншоу быстро проговорила:

— Нет, нет. Наша дверь временно не работала. Я послала его к соседям, и он воспользовался их дверью.

— Вы уверены?

— Конечно, уверена. Неужели же я вам лгу?

— Ну что вы, миссис Хэншоу. Я совсем не это имею в виду. Я хотела сказать: уверены ли вы в том, что он нашел дорогу к соседям? Он, возможно, заблудился…

— Ерунда. У нас есть прекрасные карты, и я не сомневаюсь, что Ричард отлично знает, где находится каждый дом в районе А-3.

Потом со спокойной гордостью человека, который осознает свое заметное положение в обществе, она добавила:

— И вовсе не оттого, что ему это необходимо знать, конечно. Достаточно посмотреть в справочнике нужные координаты…

Мисс Роббинс, выросшую в семье, где всегда приходилось строго экономить на пользовании собственной дверью (из-за стоимости энергии, которую она поглощала), и потому еще до недавнего времени ходившую пешком, обидела эта гордость. Она сказала весьма отчетливо:

— Ну, я боюсь, миссис Хэншоу, что Дик не воспользовался дверью соседей. Он больше чем на час опоздал в школу, и состояние его галош не оставляет сомнений, что он бродил по улицам. Они в грязи.

— В грязи? — повторила миссис Хэншоу с той же интонацией. — Что вы сказали? Чем он это объясняет?

Мисс Роббинс не могла не почувствовать удовольствие при виде замешательства этой женщины. Она продолжала:

— Он ни за что не хотел рассказать об этом. Откровенно говоря, миссис Хэншоу, мне он кажется больным. Вот почему я позвонила вам. Возможно, вы пожелаете показать его врачу?

— У него температура? — в голосе матери появились звенящие нотки.

— О, нет. Я не хочу сказать, что он физически болен. Речь идет о его отношении к вещам и выражении глаз. — Она поколебалась, затем промолвила, стараясь быть как можно более деликатной:

— Мне кажется, что может быть, обычная проверка с помощью психозондирования…

Она не закончила. Миссис Хэншоу прервала ее ледяным голосом, которому только воспитание не давало перейти в звериный рык:

— Вы хотите сказать, что Ричард невротик?

— О, нет, миссис Хэншоу, но…

— Ну, конечно, вы хотели сказать именно это.