Очень скоро я поняла, что, нанимая меня на работу, Аглая слукавила.

Во‑первых, найти квартиру в престижном районе (к коему, несомненно, принадлежал пятачок у метро «Аэропорт») за сто пятьдесят баксов было просто нереально. А каждый день ездить в центр из какого‑нибудь богом забытого Перова или Алтуфьева, а тем более из подмосковного Зеленограда, мне вовсе не улыбалось. Пришлось пожертвовать частью причитающихся мне денег и снять однокомнатную халупу в Авиационном переулке, в десяти минутах ходьбы от Аглаиного дома.

Во‑вторых, функции личного секретаря оказались довольно размытыми. Я и понятия не имела, что в них могут входить мытье посуды, ежедневная влажная уборка квартиры и прогулки с ненавистной мне Ксоло, лопаткой и пакетиком для собачьего дерьма (Аглая, видите ли, была страстной поборницей чистоты улиц. И даже приняла участие в образцово‑показательном социальном ролике: «Звезды против грязи»).

Третьим пунктом была работа с письмами. Я получила ключ от абонентского ящика на почте и дважды в неделю выгребала оттуда горы посланий. Они были самыми разными, эти послания: от здравиц и восторгов по поводу Аглаиного творчества до смиренных просьб помочь деньгами и продуктами. Попадались и рукописи. Романы, рассказы, заметки из жизни правоохранительных органов и преступных сообществ.

На каждое из этих писем я должна была давать ответ: Аглая очень заботилась о своей репутации. Два моих первых (пробных) опыта эпистолярного общения с поклонниками были одобрены.

— Отлично, девочка, отлично, — сказала Аглая, пробежав их глазами. — Я в вас не ошиблась. Я и сама написала бы так же. Если бы у меня было время отвечать на всякий вздор. И если бы я была такой же простушкой, как и вы.

Я фыркнула носом, всем своим видом выражая негодование.

— Ну, не дуйтесь. Людям нравится, когда с ними разговаривают вот так, запросто. Это их успокаивает.

Интересно, кем она себя мнит? Уж не Богородицей ли на сносях?

— И вот еще что, — не унималась Аглая. — Поблагодарите за рецепт слоеного пирога. Кажется, он был в письме. Напишите, что непременно им воспользуетесь.

— Вы?

— Я, конечно. Вы же пишете от моего имени.

Сдобу и сладости Канунникова презирала. А в домашних условиях питалась исключительно кофе, базарным творогом и сырым, мелко наструганным и посоленным мясом. Все это закусывалось витаминами (американский сбалансированный комплекс на каждый день — в пластмассовых коробочках). Творог, мясо и покупка витаминов тоже были на мне, как и проклятая Ксоло, исподтишка хватавшая меня за икры.

За неделю до окончания испытательного срока я взбунтовалась. Время для бунта было выбрано самое неподходящее: Аглая только что вернулась с записи программы «Формула успеха» и пребывала в самом мрачном расположении духа. Она ненавидела публичные выступления, ее равно раздражали и недоброжелатели (за то, что они не желают ей добра и готовы утопить ее в чайной ложке), и оголтелые фанаты (за то, что они любят ее слишком сильно).

Иногда мне казалось, что весь мир находится у Аглаи Канунниковой на пресловутом испытательном сроке. И что если бы она могла, то уволила бы этот мир без выходного пособия да еще запустила бы ему вслед комнатным тапком.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказала я, посыпав зеленью ломтики сырой телятины и ставя тарелку перед Аглаей.

— Говорите, — милостиво разрешила она и принялась за мясо. — Но сначала, если вас не затруднит, налейте мне водки. Телевидение так утомляет… Никогда не становитесь знаменитой, девочка, это вылезет вам боком.

Как будто у меня есть выбор!.. Я — совсем непочтительно — плеснула водки в стакан (эксцентричная Аглая пила водку из граненых, еще доперестроечных общепитовских стаканов) и произнесла:

— Меня не устраивает мое нынешнее положение.