На хрен мне такое счастье… Но Моргун казался уж больно жалким.

— Сорок — и поладим.

— Хорошо, Катрин. Сорок так сорок. Хотя это, конечно, грабеж средь бела дня.

— Меня зовут Кэтрин.

Я нырнула в насквозь провонявшее такси, вытащила из-под сиденья кожаную сумку с деньгами и пристегнула ее к поясу.

Я перебросила через плечо правую руку Генри, а Моргун — левую. Для устойчивости я обхватила этого урода поперек спины — сказать «за талию» язык не поворачивается. Ну и пузырь, весит не меньше тонны. Мы волокли его по дорожке к выпендрежному многоквартирному дому. Итальянские кожаные ботинки Генри скребли по бетону, голова свесилась на грудь. Я молилась, чтобы он не блеванул снова. Испачканный пиджак мы с него сняли (моя идея), но вонь все равно стояла до небес. Моргун кряхтел, пыхтел и обливался потом. Да, парень точно не в форме.

Наконец мы добрались до двойных стеклянных дверей.

— Сейчас охранник подойдет, он поможет, — выдохнул Моргун.

Рано радовался. В отделанном белым мрамором вестибюле не было и следа охранника. Увидел, должно быть, как мы ковыляем по дорожке, и убрался подальше. Я его не осуждала. Мы поболтались там еще пару минут, — точнее, это Генри болтался между нами, а мы так и держали его на весу. Беглый охранник не появлялся, и я решила, что пора нам пошевеливаться самим. Моргун совсем взмок, и я опасалась, что он вот-вот уронит Генри.

Балансируя на левой ноге, правой я с силой пнула дверь. Пришлось подпереть ее плечом, чтобы не захлопнулась. Моргун от моих маневров едва не упал.

— Ну и мускулы у вас, Катерина. — В его голосе прозвучало искреннее уважение.

— Ага, слежу за собой. И вам бы не мешало. Тот еще хлюпик. А о Генри и говорить нечего…

— Куда теперь? — спросила я, когда мы миновали стойку консьержа.

Ботинки Генри оставляли мокрый след на мраморном полу. Будто мы тащили гигантскую серую улитку. И запах стоял соответствующий.

— Седьмой этаж.

— Вы что, шутите?

— Не волнуйтесь, здесь лифт. — Моргун кивнул на металлическую дверь, наполовину скрытую колонной, наполовину — могучим искусственным растением.

То, как мы запихивали Генри в кабинку, напоминало сцену из «Лорел и Харди» — где они волокут по ступенькам пианино. Наша возня перемежалась проклятиями, ноги Генри умудрились остаться снаружи, и их прищемило дверью. Я велела Моргуну втащить ноги в лифт, а сама вцепилась в мерзкую тушу, потом подсказала, чтобы нажал кнопку седьмого этажа. Интересно, он способен хоть до чего-нибудь допереть собственным умом?

Когда лифт двинулся вверх, Моргун опять принялся восхищаться моей физической подготовкой:

— Вы самая спортивная женщина, какую я видел!

— Немногих же вы видели.

Фатально и закономерно: лифт завис между четвертым и пятым этажами. Я молилась уже по-настоящему: мысль, что можно застрять в этой вони с двумя кретинами, была невыносима. Моргун, бормоча что-то вполголоса, дважды ткнул в кнопку «7». И тут словно ниоткуда прозвучал голос:

— Дженис… пожалуйста… Забери меня домой, Дженис… Забери, любимая…

Наша улитка вышла из спячки! Сработало не хуже «Абракадабры» или «Сезам, откройся!»: лифт снова пополз вверх, и мы очутились на седьмом этаже.

— Дженис — это его жена, — пояснил Моргун и добавил: — Сука.

Дверь отворилась, и дюйм за дюймом, шаг за шагом мы выпихнулись в коридор. На полу синий ковер, потолок и стены выкрашены в тот же цвет. Откуда-то доносилась тихая музыка. На белых дверях красовались медные таблички с номерами.