В парке Репина все ветром выметено, даже снега нет, и ни одной лавочки, на мостике ступени обледенели, под мостиком скамьи каменные, в лед бутылки вмерзли, вороны бродят, каркают, жрать хотят, в переулке перед Третьяковкой как в трубе свищет, в литераторском доме на углу, где Маргарита стекла била, в подворотне подростки курят что-то подозрительное, мусорные баки зияют, компьютерный клуб кажет открытую черную пасть своего подвала — пусто, холодно, хорошо, что еще не темнеет, все-таки весна скоро.

Зашла в Третьяковку. Походила по вестибюлю, подошла к кассе, посмотрела в сторону гардероба — и ушла. Не захотела раздеваться, «надевать лицо», ходить мимо картин, сторониться людей. Согрелась чуть-чуть, и ладно. Во двор завернула, в компьютерный клуб спустилась — никогда не бывала в таких местах, но тут вот вспомнила, что ведь есть интернет, там нет людей, там ни с кем не надо разговаривать и «лицо» тоже особенно не потребуется — это тебе не интернет-кафе в Камергерском.

Заплатила двадцать рублей за полчаса прошла в дальний угол, шарахаясь от столов — всюду дети, в игры играют, перекрикиваются через весь зал, от компьютера к компьютеру: «Ну, ты, давай! Не тормози! Я же тебя сейчас!.. Иди налево!!!» Села, включила, еле-еле разобралась, где у них что — а куда теперь идти, не знаю. Полезла посмотреть, кто куда ходил: пара почтовых программ — но у меня даже электронного адреса своего до сих пор нет, полковнику никто не пишет — а дальше сплошь порносайты, интернет-магазины и чаты. Зашла в какой-то чат, хотела зарегистрироваться, но долго не могла придумать ник и пароль — плюнула. Нажала куда-то, попала на рекламный баннер с голыми телами — и закрыла разом все окна. Все, и тут не могу больше.

Домой добралась к восьми. Бежала уже почти — вдруг он приехал рано, решил, что я специально ушла, чтобы его не дожидаться. Впрочем, это, может быть, как раз было правильно. Это было бы правильно, но это мне в голову заранее не пришло, а теперь уже поздно переигрывать. Прибежала, Сережи, к счастью, еще не было, и поняла, что если я сейчас не поем — умру, со вчерашнего утра ничего не было, кроме водки. Поставила чайник, колбасу нарезала, сыр, чтоб ничего не готовить, чаю быстро выпила и пошла собирать последнее — документы.

Сложила в большой конверт все, что было в верхнем ящике, свои только оставила. Не удержалась — все посмотрела. Вот это и есть мой муж. Вот его послужной список, его продвижение по служебной лестнице, учеба, работы, фотографии. Одну, маленькую, три на четыре, от тех времен, когда мы с ним только познакомились, — оставила себе, на память. Потом из прихожей принесла свою сумочку, достала оттуда банковскую карточку — и положила сверху.

Он пришел как всегда, в десять, как будто ничего не случилось. Дверь только открыл своим ключом, не звонил. Наверное, тоже думал, что меня нет. Наверное, так и следовало сделать. Ведь не думает же он, что я собираюсь мириться или торговаться.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— Все собрала?

— Все.

Прошел в спальню, посмотрел на чемоданы, открыл сумки одну за другой, с презрением оттолкнул ту, в которой было белье: «Это не нужно». Потом в гостиную, к столу, к ящикам — документов там уже не было, я отдала ему заготовленный конверт. Проглядел бегло, заметил карточку.

— Благородная. Как всегда. Ну что ж…

Вынул из кармана ключи, протянул мне — как компенсация, что ли? Ты мне деньги, я тебе квартиру.