Подойдя к микроволновой печи, Уоррен достал тарелку, потом вилку и поставил их на стойку рядом со мной. — Я вырос в этом мире, но никогда не чувствовал себя уместным, поэтому и уехал, — он поднес вилку к моему рту.
Я взяла кусочек. По моему языку растекся вкус цыпленка в сливочном соусе. Я застонала. Потрясающе. Я не припоминала, когда в последний раз ела что-то настолько вкусное. Если вообще когда-нибудь ела.
Услышав мой стон, Уоррен замер. На его лице отразились жажда с желанием. Он стиснул зубы, и его голубые глаза потемнели. Уоррен глубоко вздохнул.
Я проглотила еду.
— И ты присоединился к морской пехоте?
Он кивнул, снова протягивая мне вилку с наколотым на нее кусочком.
— Мне нравилось служить в спецназе, но я все равно не чувствовал себя дома. Чего-то не хватало. Я не знал, чего именно, — Уоррен говорил так, словно все еще находился в процессе осознания. — Вернувшись после смерти отца, я с головой ушел в работу, — он пожал плечами. — Но иного я не знал, пока не налетел на тебя и не почувствовал, что у меня появилась цель, которой мне действительно хочется достичь. Моя цель — ты. Мое место рядом с тобой.
— Мне бы хотелось найти свое место. У меня никогда его не было.
Мои слова, казалось, причинили Уоррену боль.
— А теперь расскажи, почему ты осталась без дома, милая девочка.
Ласковые слова стали последней каплей. Я не выдержала и обо всем рассказала. О том, как кочевала из одной приемной семьи в другую. Как органы опеки забрала меня у мамы в возрасте десяти лет. С тех пор я ее не видела. И не хотела видеть. Она не была хорошей матерью. Если ее вообще можно назвать таковой. Ее никогда не было рядом.
Выросла я на улице, переезжая из приюта в приют, пока не оказалась в общественном центре. После откровения о мистере Баркере на лице Уоррена отразилась такая ярость, какой я никогда прежде не видела. Тогда я поняла, что он не злился, когда я бросила в него краску. А вот сейчас да, злился. Протянув руку, я дотронулась до него.
— Мне нравится общественный центр. Дети, которые туда приходят.
— Я о нем позабочусь, — Уоррен потянулся к моему прикосновению.
— Не хочу сейчас о нем думать, — я хотела, чтобы он снова поцеловал меня и на этот раз не останавливался. Рассказав обо всем, я почувствовала себя лучше. Уоррен не жалел меня. Он по-прежнему смотрел на меня с желанием.
— Спасибо, что все рассказала, — повернув голову, Уоррен поцеловал меня в ладонь.
— Я же обещала честно ответить на все твои вопросы.
— Хочешь остаться здесь на ночь?
— Да, — без промедлений ответила я.
Наверное, я бы осталась где угодно, главное, чтобы с Уорреном.
Услышав нежные слова Чарли, я зажмурился. Я дал ей выбор, но вряд ли отпустил бы ее, даже если бы она попросила. Она нигде не чувствовала себя своей. И я собирался показать, насколько Чарли ошибалась. Почему за все эти годы никто не предъявил на нее права?
Кажется, Баркер все-таки собирался. Я решил разобраться с ним сразу же, как только она окажется за пределами слышимости.
В моей маленькой искорке было столько сладости и страсти. Рассказ об общественном центре и детях доказывал, что она была выжившей. Пускай я побывал на линии фронта, но Чарли тоже боролась за жизнь.
До сего дня. Теперь я взял все проблемы на себя. Я встал между ее бедер, и она раздвинула их, руками обвив мою шею.
— Я беру все, что хочу, — предупредил я.
— И ты хочешь меня.
— Как ничего и никогда в своей жизни, — сильнее следующего вдоха.
Никто не смог бы нас разлучить. Чарли обхватила меня ногами, открываясь мне.
— Я еще никогда этого не делала. |