Она поудобнее устроилась на постели и обняла руками животик, где обреталось существо, бывшее для них с Жозефом одновременно и мечтой и явью. Очень скоро малыш появится на свет и займет главное место в жизни окружающих его взрослых. «Мальчик это будет или девочка? Какое у него будет лицо? А характер? А недостатки?» — размышляла Айрис.

Жозеф склонился к ней с поцелуем. Его переполняли любовь, благодарность и удивление: он, конечно, обязательно станет великим писателем, но до сих пор не может поверить, что такая красавица согласилась разделить с ним, жалким горбатым приказчиком, жизнь.

Появившаяся на пороге Эфросинья прервала его размышления. Она поставила поднос с завтраком на столик.

— Я вот что тебе скажу: нам нужно хорошенько ухаживать за нашей малышкой. Иисус-Мария-Иосиф, носить ребенка — это не шутка! Помню, как была беременна тобой, мой зайчик: ты весил целую тонну! И все время капризничал. Мне частенько хотелось кровяной колбасы с картошкой среди ночи!

— Никогда не предлагай этого Айрис!

Айрис забавляли такие разговоры. Характер у Эфросиньи был невыносимый, она привыкла всеми управлять, но Айрис уважала и почитала ее. Она потеряла мать в три года и ценила заботу зрелой женщины о своем здоровье, пусть даже временами эта забота становилась чрезмерной.

Айрис дождалась ухода Жозефа и села на постели.

— Хочу перед вами извиниться, Эфросинья. Я понимаю, что вы за меня переживаете, и предлагаю компромисс. Я буду есть ветчину раз в неделю, рыбу по пятницам и время от времени белое куриное мясо, как советует доктор Рейно.

— Вот и славно! Я просто счастлива. Надеюсь, вы ничего не имеете против яиц, я сварила два всмятку. Вы наверняка проголодались, ешьте. Вот гренки, домашний сливовый конфитюр от Мишлин Баллю, круассаны, бриоши, взбитый шоколад и апельсиновый сок.

Айрис затошнило, но она позволила свекрови взбить ей подушки и поставить поднос на кровать.

— Ешьте, пока не остыло, а я открою окна — здесь нужно проветрить.

Пока Эфросинья раздергивала шторы, Айрис успела спрятать круассаны, бриошь и хлеб в пустую коробку из-под печенья, которую специально для этого держала в ночном столике.

— Хочу попросить вас, Эфросинья, никого не лишайте мяса из-за меня. Мы ведь теперь одна семья и должны есть все вместе, за одним столом.

— Славная малышка, — пробормотала Эфросинья, прослезившись. — Хочет облегчить мне мой крест. О, вы съели весь хлеб! Сейчас я принесу еще.

Войдя в кухню, она увидела спину Кэндзи, направлявшегося к себе с чайником в руке. Он был в синем с красными горохами халате.

— Какова дочь, таков и отец, — буркнула она. — Только и делает, что пьет чай!

На первом этаже Жозеф распевал национальный гимн Савойи.

Сняв ставни, он прокричал припев:

Зазвонил телефон, положив конец его звонким вибрато. Графиня де Салиньяк желала знать, доставлен ли ее заказ — книга о воспитании детей, которую она хотела подарить племяннице.

— Автор — доктор Лесгафт, — отчеканила она с немецким акцентом. — Я на вас рассчитываю!

— Яволь, госпожа графиня! — рявкнул Жозеф и, повесив трубку, проворчал: — И нечего на меня лаять, будет вам ваш учебник!

Он еще раз записал заказ в книгу Кэндзи, и перед его мысленным взором предстал угловатый силуэт Бони де Пон-Жубера, супруга его первой любви — Валентины.

«Этот король хлыщей, щеголь, позер… Нет уж, своего сына я буду воспитывать без всяких английских бонн, гувернанток и прочей челяди! Впрочем, дело не в национальности — вздумай я нанять любую няньку, мама разорвет меня на части!»

В магазин вошел коротышка с помятым лицом и газетой подмышкой.