Все это вопрос времени. А если мастер не один? Если адептов Зла трое или четверо? Даже самый сложный и изощренный барьер — имитирующий пустоту (такой, как у Михаэля) — и тот когда-нибудь не устоит: раз за мнимой пустотой скрываются мысли, до них обязательно доберутся. Другое дело — настоящая пустота. Что будет, если вдруг взять и перестать думать?
И всего-то! Впрочем, скоро обнаружилось, что остановить мысли не то что нелегко — невозможно, потому что человек, оказывается, не может не думать… Вернее, иногда это все же случается, но лишь само собой, непроизвольно: в тот момент, например, когда утомленные глаза останавливаются в одной точке, или когда глядишь на огонь, на движущуюся воду, когда плывешь и смотришь в небо… Однако стоит попробовать проделать это же осознанно, как откуда ни возьмись сразу появляются десятки самых разнообразных мыслей — все попытки от них избавиться лишь увеличивают их число.
Карлос приходил в отчаяние: казалось, он их видел — суетливых, роящихся над его головой; и вслед за каждой воспоминания, опасения, предположения… И так каждый раз, пока однажды, уже совершенно обессиленный, он не осознал, что просто не надо отвечать…
Результат не заставил себя ждать: вскоре Карлос словно выключился из действительности. Вдохновленный успехом, он повторял наконец удавшийся опыт снова и снова, пока не заметил, как начал постепенно меняться. В чем именно заключалась суть происходивших в нем перемен, Карлос не понимал, но чувствовал: они были слишком масштабны, слишком грандиозны — пугающе грандиозны. И вовсе не потому что там присутствовало что-либо отрицательное — нет, — просто в итоге они грозили полным перерождением, а бывший разведчик был к этому не готов. Пока не готов… Он забросил опыты, не возвращался к ним в течение нескольких лет, но сегодня у него не оставалось выбора…
Как ни странно, получилось почти мгновенно: с первой же попытки Карлос «вынырнул» из перегруженного информацией эфира и оказался в абсолютной тишине. Адепты, беспомощно барахтавшиеся в изматывающей круговерти, Дэвид, ринувшийся им на подмогу — все они остались где-то там: и близко, и одновременно неизмеримо далеко. Карлос не заботился о том, когда возвращаться: он отдавался во власть неких сил, которым это было известно лучше, чем ему…
Он не знал, сколько времени находился «по ту сторону», но когда открыл глаза, понял, что не ошибся. Людей в голубых плащах уже не было: в комнате остались только он да Дэвид, который теперь сидел, привалившись спиной к стене, на соломенном тюфяке. Выражение лица Нечистого не оставляло никаких сомнений: первый раунд «игры» был за пленником.
— Наконец-то, — опять по-испански, но на этот раз в обычной своей манере — с легкой иронией, но без всякой слащавости — заговорил Дэвид.
Впрочем, нельзя было не заметить, как он устал и явно бодрился.
«Интересно, сколько ему пришлось ждать: час, два — пожалуй, не меньше…» Сам же Карлос, в отличие от Нечистого, ощущал себя бодрым и отдохнувшим. И это было очень кстати, потому что совсем скоро от него потребуется очень много сил: Дэвид так легко не сдастся. Да он, вообще, не сдастся — будет добиваться своего.
Карлос не боялся дальнейшего развития событий и отступать или сдаваться вовсе не собирался — просто трезво оценивал сложившуюся ситуацию. Здесь, на отрезанном от остальной земли острове, власть Нечистого превращалась практически в абсолютную. И все же Карлос надеялся. Надеялся на везение, на чудо, на Михаэля, который, наверняка, уже спешил на помощь; пусть не удастся выстоять, так, возможно, получится потянуть время. По крайней мере, пока адепты приходят в себя, а сам Дэвид находится здесь, десантников никто не тронет…
— Никак ты забыл родной язык? — теперь в голосе Нечистого уже послышалась досада. |