Изменить размер шрифта - +
А когда я заявил прокурору Овсянникову, что собираюсь подать на шахтеров в суд, он в ответ пообещал разобраться с моим заводом. На предмет приватизации.

— В общем-то моего коллегу можно понять, — сказал Черяга, — обстановка на грани взрыва, а ваш иск…

— А вы знаете, — перебил москвича Извольский — что Овсянников — свояк гендиректора «Чернореченскугля»? А его сын возглавляет фирму, которая получила от предыдушей администрации квоты на вывоз угля из России?

— Какие квоты?

— Квоты для оплаты региональной программы сотрудничества с фирмой «Лира». Фирма нам поставила оборудование на двести миллионов долларов. Для молокозаводов и прочих народохозяйственных объектов. Под гарантию федерального правительства. Чтобы оплатить оборудование, администрация вывозила через частные фирмы причитающийся ей в качестве налогов уголь. Вывезли на четыреста миллионов долларов, и все они за рубежом пропали. Оборудование поставлено. Лежит под кустом и гниет, и использовать его решительно невозможно, потому что оборудование это было сделано только что не в прошлом веке. Итого имеем: четыреста миллионов на чьих-то счетах, списанные станки, проданные России по сумасшедшей цене, и долг России за эти станки в количестве двухсот миллионов долларов. Долг, который будем выплачивать все мы — вы, я, и мой завод. Вы думаете, эту штуку без ведома прокурора Овсянникова провернули? Или, если уж на то пошло, без ведома губернатора?

— А у вас документы по этому поводу есть? — спросил Черяга.

— Документы, — есть, — ответил Извольский. — Документы есть совершенно официальные. Есть договора с «Лирой», есть постановления губенатора о квотах, жалобы «Лиры» на неоплату продукции, и проверки по этому поводу были. Не раз. Последняя проверка областного КРУ аж две недели назад закончилась. Ничего, знаете ли, не нашли.

— Понятно. И поэтому, не имея возможности действовать законными методами, вы прибегли к незаконным?

— Что вы имеете в виду?

— Расстрел пикета.

— С чего вы взяли, что я имею к этому отношение?

— Это не я так считаю, а чернореченский мэр. Он мне заявил, что на него напали ваши подручные бандиты.

— Бред собачий, — сказал Извольский, — никто на него не нападал. Наверняка рекламу себе устроил. Если на него нападали, почему его не убили?

— На него напали, — сказал Черяга, — хотели его убить или напугать, я не знаю, но на него вчера напали. И охранника его покалечили.

Извольский пожал полными плечами.

— А вы знаете, что в этого мэра стреляли еще два месяца назад, когда ни о каких пикетах не было речи? Тоже я? Вы хоть знаете, что такое чернореченский мэр? У него раньше была сеть магазинов, «Арика», так когда он к власти пришел, все эти магазины льготный кредит от городской администрации получили. Курочкин держал четверть торговли в городе, а теперь держит четыре четверти. Знаете, сколько народу его из-за этого хочет загасить? Кстати, с этим кредитом областная прокуратура тоже пробовала разбираться. И тоже, представьте себе, ничего не нашла.

— Спасибо за информацию насчет мэра, — согласился Денис, отметивший про себя, как быстро Извольский, поначалу утверждавший, что покушения на мэра вовсе не было, сменил линию защиты, — но проблема в том, что киллеры рассуждали с ним как раз о забастовке.

— И что? Это, извините, называется алиби. Кто убил мэра? «А вон те, которые против забастовки».

— И опять же-таки. Мэра еще не убили. И он сам полагает, что дело в забастовке.

— Он полагает? — расхохотался директор.

Быстрый переход