– Ты имеешь полное право их трогать, – сказал Иоланде коробейник. – Ты имеешь право их взять. Они принадлежат тебе. Это инструменты твоей матери.

– Нет! – взвизгнула Элоиза. – Никто ничего отсюда не возьмет!

Она бросилась к Иоланде, растопырив пальцы, похожие на когти. Харкорт прыгнул ей навстречу, протянув вперед руку, чтобы остановить ее. Элоиза со всего размаха натолкнулась на его руку и отлетела назад. Она пошатнулась, рухнула на пол и покатилась по мозаичным плиткам. Харкорт шагнул вперед и встал над ней.

– Прочь с дороги, – загремел он в гневе. – Твоя стража разгромлена. Там, за стеной, валяются груды Нечисти, мертвой и умирающей. Ты здесь больше не хранительница. Мы возьмем все, что захотим.

Элоиза поползла от него на четвереньках, трясясь от злобы и шипя, словно разъяренная кошка. Достигнув двери, через которую она вошла, Элоиза поднялась на ноги, опираясь на косяк.

– Ты никогда не вернешься домой, – крикнула она Харкорту. – Ты уже покойник. Все вы покойники. Каждого из вас постигнет моя месть. Ваши тела будут разорваны в мелкие клочья и развеяны по ветру, так что даже волкам нечем будет поживиться.

Харкорт повернулся к ней спиной и протянул Иоланде обе руки. Иоланда быстро подошла к нему, и он прижал ее к себе.

– Она целилась мне в глаза, – воскликнула Иоланда. – Она хотела их выцарапать. Если бы ты не остановил ее.

Разразившись рыданиями, она уронила голову ему на грудь.

– Инструменты! – выговорила она сквозь слезы. – Инструменты для резьбы. Я всю жизнь хотела такие иметь. Жан кое-что мне сделал, он старался, как мог, но они такие неудобные…

– Ты говоришь, это инструменты Марджори? – сказала Нэн коробейнику. – Значит, это она вырезала горгулий? Мне это приходило в голову, но я ничего не сказала. Это показалось мне невероятным.

– Да, леди Маргарет, это она их вырезала. Я видел, как она работала над ними. Она и Джон – трубадур, с которым она убежала.

– А заколдовал горгулий ты?

– Я сделал, что мог. Мои чары слабы. Мы с Джоном подняли горгулий и установили их на место. А потом я заколдовал их, хотя и не был уверен, что мне это удалось.

– Вполне удалось, – сказал Харкорт. – Сегодня они спасли нам жизнь. Коробейник, сегодня ты спас нас дважды.

Иоланда подняла голову с груди Харкорта.

– Значит, ты моя бабушка, – сказала она Нэн. – По-моему, я с самого начала это чувствовала. Ты казалась мне совсем родной. Значит, моя мать тоже работала по дереву?

– Похоже, что и ты этим занимаешься? – ответила Нэн. – Почему же ты мне об этом ничего не сказала, проказница? Ты очень много чего мне не сказала. Я тоже чувствовала, что мы с тобой совсем родные, и я задавала тебе много вопросов, но ты не отвечала.

Нэн подошла к Харкорту и Иоланде.

– Молодой человек, – сказала она, – уступи-ка мне ненадолго мою внучку. Совсем ненадолго.

С другого конца зала донесся сдавленный голос аббата:

– Чарлз! Чарлз, смотри! Я нашел ее!

Нэн протянула руки к Иоланде. Харкорт обернулся и увидел, что аббат держит высоко над головой что-то похожее на сияющую радугу, горящую всеми цветами в отсветах факелов на стенах.

– Призма, – прошептал Харкорт. – Призма Лазандры.

– Она была в одной из витрин, – сказал аббат. – Я увидел ее, взял в руки, и она всего меня обдала пламенем. Ее пламя светит на весь мир. В ней пламенеет душа святого.

Попугай слетел с плеча аббата и принялся, пронзительно крича, описывать круги в воздухе.

– Значит, все кончилось, – тихо сказал коробейник.