– Тогда поскорее отыщите его и уходите. И при этом, ради меня и ради себя самих, действуйте как можно осторожнее. У нас хватает забот и без вас. Старайтесь ни во что не впутываться. Держитесь подальше к югу от римской дороги. Не злоупотребляйте своим везением. И не задерживайтесь здесь.

– Именно таковы наши намерения, – заверил его Харкорт. – Задерживаться здесь мы не собираемся. Еще несколько дней – и мы или услышим что-нибудь о моем дяде, или нет. И в любом случае скоро покинем эти места.

– Ну что ж, – сказал великан, – похоже, мы поняли друг друга, и теперь мне пора. Ты, конечно, понимаешь, что этот мой визит ни в коей мере не свидетельствует о хорошем к вам отношении. Я делаю это исключительно ради собственной выгоды. Я хочу сохранить спокойствие в стране и не допустить поголовного истребления римлян – нам совершенно ни к чему, чтобы Империя навалилась на нас с тыла. Спасением своей шкуры вы обязаны чисто политическим соображениям.

– Я все это понимаю, – ответил Харкорт. – Надеюсь, что больше нам встретиться не придется, хотя было приятно побеседовать с тобой.

– Я тоже, – согласился великан. – И от всей души.

Он поднялся, демонстративно повернулся к ним спиной и начал вразвалку подниматься по склону. Все смотрели ему вслед, пока он не исчез из вида.

– Что все это значит? – спросил аббат.

– Толком не понимаю, – ответил Харкорт. – Зная Нечисть, мы всегда приписываем ей гнусные побуждения. Но в данном случае я наполовину склоняюсь к тому, чтобы отчасти ему поверить. Он уже стар и, наверное, пользуется кое-каким весом среди своих соплеменников. Он в трудном положении. У них слишком много забот на севере и на востоке, и новые заботы на юге им совершенно не нужны. Я, правда, не уверен, что, если они расправятся с римлянами, это причинит им какие-нибудь новые хлопоты. Видит бог, легионы сейчас уже не те, какими были когда-то. Но кто может сказать, что предпримут римские политики? На мой взгляд, Брошенные Земли нужны Империи только как буфер между нею и варварами, но кто знает…

– Теперь мы знаем: Нечисти известно, что мы здесь, – сказал Шишковатый. – Наверное, они уже не первый день следят за нами. Нас всего четверо. Они бы давно нас перебили, если бы имели такое намерение и не боялись потерь.

– Они играют с нами, как с котятами, – сказала Иоланда. – Глумятся над нами. Как над этим стариком. Если бы они хотели нас убить, они бы пришли сюда и так и сделали. Наверное, они могли бы это сделать в любое время за последние три дня.

– Я думаю, – сказал аббат, – безопаснее всего было бы бросить все и бежать. Только мне что-то не хочется.

– Мне тоже, – согласился Харкорт. – Все мы должны бы перепугаться и поступить именно так, только мне почему-то не страшно. Я никогда не отличался благоразумием.

– Я тоже, – заявил Шишковатый. – По-моему, надо двигаться дальше.

– Интересно, что случилось с нашим стариком, – сказал Харкорт. – Он убежал со всех ног, как будто за ним гнались все дьяволы ада. – Может быть, он еще чешет вовсю, – сказал Шишковатый. – На этот раз ему, глядишь, удастся улизнуть.

– Оуррк! – визгливо прокричал попугай.

– Мне кажется, нам не надо здесь задерживаться, – сказал аббат. – Нам нужно искать место, где провести ночь и где можно было бы в случае чего обороняться. Что нам делать с этой птицей? Вдруг ее хозяин решит не возвращаться?

– Давайте ее выпустим, – предложила Иоланда. – Нельзя же оставить ее в клетке, она умрет от голода.

С этими словами она направилась к мельнице и вскарабкалась наверх. Повозившись с клеткой, она отыскала шпенек, на который закрывалась дверца, и вытащила его.