Но самое главное, что обнаружили — или, скорее, чего не обнаружили — это следы крови. Их не было нигде — ни в комнатах, ни в ванной, ни на кухне. Перерыли все — чисто и сухо. Слазили под раковину, ощупали половые тряпки в ведре — ссохлись, как мумии.

Ими никто не пользовался.

— И какие выводы? — Следователь лично принял участие в осмотре, правда явившись под конец. Ему пришлось побывать еще кое-где, и он замыкался в себе все больше Дело оказывалось скверным…

— Какие там выводы, Голубкин? — проговорил фотограф, делая последний снимок и поднимаясь с колен. Он любил пофилософствовать и часто впадал в фамильярный тон. Голубкин ему это прощал — во-первых, друзья, а во-вторых, работник тот был отличный. — Старичка убили не здесь. Бабенка соврала.

— Татьяна-то? — Следователь оглядывал книги и слегка морщился. Нет ничего тяжелее, чем обыскать такую квартиру. Улика, пятно крови — все что угодно может скрываться под одной из этих громоздких стопок.

А разбирать их — адский труд.

— А что? — Фотограф любовно упаковывал камеру. — Прикончила соседа, а списывает на любовника.

Да тут еще парень так удобно подвернулся. Сразу начал: «Что с Боровиным?»

— Не зря начал, — хмурился Голубкин, подходя к письменному столу. — Может, что-то слышал или видел, но от потрясения забыл.

— Как он? — подошел эксперт, тоже в основном закончивший работу. — Пыли-то здесь, пыли! Зато отпечатков — полно.

— К нему же ученики ходили.

— Так что парень?

— Я звонил. Он в сознании, поеду к нему через час.

Ну что, ребята… Был я в институте, где преподавал Боровин…

* * *

Он поехал туда сразу после того, как убедился со слов врачей, первыми осмотревших Даню, что жизнь парня вне опасности. Куда ехать, узнали при первом же осмотре трупа — в кармане брюк обнаружился пропуск. Вход во двор был свободным, пройти через вахту очного отделения также труда не составило — вахтер в камуфляжной форме изумленно оглядел удостоверение и даже не нашелся, что сказать. Только указал, где кафедра иностранных языков.

Было всего девять, явились первые сотрудники. Студенты приходили на лекции к десяти.

— Боровин Алексей Михайлович здесь преподавал? — осведомился Голубкин, заглядывая в дверь.

— А что с ним? — немедленно спросила его сухонькая, симпатичная женщина в старомодных очках.

Она сидела за длинным столом и разбирала какие-то карточки. — Опять в больнице?

Голубкин замялся и дал себе несколько секунд, чтобы оглядеть помещение. Высокие потолки — дом был старинный, девятнадцатого века, что он прочел на табличке у крыльца. Два окна с такими трухлявыми рамами, что открывать их явно было опасно — дерево рассыпалось бы на щепки. Несколько столов, шкаф, разномастные стулья.