Мы с Антом вошли в комнату с крохотной табличкой на двери: “НТО. 4-й сектор”, что попросту обозначало “лаборатория Уфимцева”. По виду встретившего нас Эдика я понял, что он давно ждет нас. Худой, с оттопыренными ушами, большим носом и особым, всегда странно косящим взглядом — из-за этого он был похож на настороженную птицу, — Эдик сидел на стуле, сунув руки в карманы белого халата. Здесь же, на столе, валялись яркие цветные каталоги, увеличительные стекла, в центре стоял громоздкий прибор, как стало ясно впоследствии — калорископ для определения цветовой гаммы бриллиантов. Эдик встал, пожал мне руку, Анта же просто толкнул кулаком в бок.

— Горячий привет труженикам эн-тэ-о. — Ант подмигнул.

— Наслышан, наслышан от шефа. — Эдик вздохнул. — Ну что, выкладывайте.

— Эдик, родной. — Ант принялся не спеша перелистывать один из каталогов, на обложке которого было написано по-английски: “Аукцион “Сотби”. — Не будем долго рассказывать — шеф тебе, наверное, все уже пояснил.

— Было дело. Только, Ант, не нужно пальцами трогать глянцевые литографии.

— Миль пардон, — Ант отложил каталог. — Эдик, короче, к нам привезли полмиллиона. Бабушкино наследство. Ну и… Володя, может, ты как старший группы?

Я пока ничего не мог предположить как старший группы.

— Эдинька, — я подумал, как же все это изложить, — нам нужно знать все, что касается или может касаться фарцовщиков, особенно крупных, валюты, а также раритетов, бриллиантов и прочих дел.

— Считайте, что вам повезло.

— Эдик, это твое хобби, но не афишируй, — процедил Ант. — Кажется, ты знаешь генеалогию всей крупной фарцы до седьмого колена? А? Эдик?

— Ну до седьмого — это ты хватил. Но кое-какой материалец для вас подобрал.

Сейчас я думал только об одном — о смерти Горбачева. Я все время пытался хоть как-то связать это убийство с контейнером.

— Эдик, — я помедлил. — Прежде всего, что ты вообще скажешь по поводу всей этой истории? С полумиллионом?

— Скажу, что история немного… — Эдик изменил тон. — Ну, мягко говоря, необычная. Понимаешь, слишком большая сумма для любого рынка. Уверен, что у нас ни один, по крайней мере известный мне, крупный спекулянт просто не проглотит за один присест такую сумму. Ну, допустим — он решил продать какой-то бриллиант. Но самый лучший бриллиант, старый, амстердамской огранки, потянет и не только здесь, но и за кордоном тысяч сорок долларов, максимум — семьдесят. И то я считаю, это фантастическая цена.

“А может быть, — подумал я, — убийство Горбачева и одновременный привоз контейнера — просто совпадение? Элементарное совпадение? А почему бы и нет?”

— Может быть, он просто хотел обменять валюту на рубли? — предположил Ант.

— Ант, тысячу или пять тысяч долларов обменять по спекулятивному курсу есть еще какой-то смысл, — сказал Эдик. — Хотя и непонятный мне. Но пятьсот тысяч? Вряд ли.

— Может быть, произведения искусства? — вступил я в этот, как мне сейчас казалось, довольно бессмысленный спор.