Я вам верю. Мои товарищи могут за нами следить, и это их напугает. Мы ведь и так пострадали. — Оглянувшись, Тюля посмотрел на пустой табурет и, кажется, понял, что место здесь оставлено специально для него. — Можно присесть?
— Конечно.
Испросив у меня жестом разрешения закурить, Тюля с удобством устроился на табурете, не спеша затянулся и спросил:
— А что, приехать из Москвы в Таллин уже криминал?
— Нет, Виктор, не криминал.
Я следил за Тюлей. Я понимал, что он сейчас прав. За ним ведь пока ничего нет, после отсидки он чист. И он ведет себя с учетом этого — до последнего слова. Ладно. В любом случае я обязан прежде всего спросить его о Горбачеве.
— Скажите, Виктор, вы знали такого Горбачева?
— Горбачева?
Или Тюля гениальный актер, или он действительно никогда не слышал о Горбачеве.
— Да. Горбачева Виктора.
— Горбачева, — кажется, Тюля сейчас искренне пытался вспомнить, кто такой Горбачев. — Он что, местный?
— Местный. Он довольно часто заходил в этот бар.
— Горбачев, — Тюля помедлил. — Нет, такого не знаю.
— Хорошо. — Кажется, он в самом деле не врет. Я незаметно достал фотографию Горбачева и придвинул по стойке к Тюле. — Посмотрите. Не спеша, хорошо посмотрите. Вам это лицо знакомо?
Тюля рассматривал фотографию, довольно долго. Наконец сказал:
— Может быть, видел. Даже почти наверняка видел. И кажется, именно здесь, в этом баре. Этот парень приходил сюда. Ну дней пять назад, кажется. Но кто он такой не знаю. За ним я не следил. У него своя компания.
По-моему, сколько бы я ни пытался приписать Тюле знакомство с Горбачевым, он в самом деле не знает явщика. Я спрятал фото.
— Это все? — сказал Тюля.
— Нет. Если можно, еще пару вопросов. — Он вежливо качнул головой. — Я интересуюсь крупными вещами. Конкретно — плавающими. Что и где плавает. Крупное, серьезное, солидное.
— Что значит — серьезное и солидное?
— Ну, скажем, не меньше, чем тысяч на пятьдесят.
Тюля усмехнулся. Покачал головой.
— Шутите. То, что было раньше я уже забыл. Если что и плавало на такие суммы, то давно уже уплыло. А сейчас… Сейчас, как сами знаете не занимаюсь.
Тюлю не устраивает игра в откровенность. Что ж, остается одно — нажать на него. И нажать покруче.
— Вы что, серьезно хотите сказать, что ничего не знаете?
Тюля покосился. Вздохнул.
— Хорошо. У моего знакомого в Москве есть три дощечки, шестнадцатый век. Каждая на десять—двенадцать тысяч, не более. Естественно, разрешение от Третьяковки. Могу дать телефон.
Кажется, я действительно произвел на него впечатление полного профана — если он так элементарно пытается сейчас меня обойти. Разрешение от Третьяковки.
— Вы знаете, Виктор, интересно. И все-таки мелковато.
Тюля сразу по моему тону понял свою ошибку. Аккуратно стряхнул пепел. Да, держится он образцово.
— Вы просите сведений о вещах на какие-то чудовищные суммы.
— А что, таких не бывает?
— Бывают. Но мне они пока неизвестны.
— Ну а если все-таки вспомнить? Скажем, в кругу Мони?
Тюля молчит. Кажется, он что-то решает про себя.
— Если вы имеете в виду панагию Грозного — это обычный фуфель.
Вот это уже разговор.
— А что не фуфель?
Тюля думает. Или делает вид, что думает.
— Хорошо. Вы что-нибудь слышали о короне Фаберже? И орденах?
Неужели зацепил? А почему бы ему и не помочь нам, в конце концов? Да, он делец. |