|
В конце тома мы напечатали комментарии к наиболее запутанным местам, но, к сожалению, эти комментарии оказались далеко не полные. Работники издательской фирмы «Тролль» знают, сколько надо потратить усилий, чтобы выяснить кто такой никому не ведомый Альфред Остин (не путать с Джейн Остин!) или Эрнест Уэлдрейк, который не переиздавался с середины девятнадцатого столетия. По нашему глубочайшему убеждению, даже английским читателям он мало известен, так что же говорить о нас — воспитанных на скудных институтских курсах и выхолощенных учебниках. Но сколько таких уэлдрейков осталось в тексте непрочитанными…
Закончим наше предисловие по-муркоковски — «просаподосисом», то есть приблизительно тем с чего начали. Мы не случайно взяли эти строки из великолепной лирики замечательного русского поэта Игоря Северянина. Во-первых, потому что стилистика Северянина и Муркока чрезвычайно близка (часто в «Танцорах» слышатся северянинские нотки, что мы и попытались сохранить при переводе): Муркок заложил еще один камень в то здание изящной словесности всех времен и народов, которое начинали строить Луис Гонгора и Шарль Леконт де Лиль, Роберт Музиль и Юкио Мисима. Во-вторых, все произведения Муркока — это, выражаясь языком Игоря Северянина, эксцессерия, где причудливые персонажи населяют фантасмагорические миры, сон пересекается с реальностью, а бытие с небытием. Кто-то сказал об «Алисе в Зазеркалье» — проще перевезти Англию, чем перевести Алису. Перевести Муркока не проще, а уж пересказать его — невозможно! Поэтому давайте закончим разговоры о Муркоке, а лучше предоставим слово ему самому. Итак: Майкл Муркок «Танцоры на Краю Времени»…
Пролог
Дни Вселенной были сочтены, и род человеческий, оказавшись на Краю Времени, принялся беспечно транжирить наследство, завещанное заботливыми праотцами. Обладатели колоссального капитала превратились в лицедеев на подмостках угасающей планеты. Пленники причудливых фантазий и нелепых прихотей, люди жаждали творить прекрасные уродства. Да и что им оставалось делать! Накопленные миллиардами лет ресурсы пускались на ветер с шокирующей экстравагантностью, способной привести в смятение умы рачительных пращуров. В прежние века чудовищная расточительность беззаботных потомков создала бы им недобрую славу растленных декадентов. Но даже если обитатели закатного будущего не сознавали, что живут в Конце Времени, некая интуиция лишала их интереса ко всякого рода идеалам и убеждениям, предотвращая конфликты, из подобных вещей произрастающие. Они предавались эстетике парадокса, исповедуя и воспевая лишь одну философию — философию чувственности. Каноны суровой морали давно канули в Лету, предоставив человеку полную свободу. Неискушенные, они любили, не ведая страсти, соперничали, не ведая ревности, враждовали, не ведая ярости. Замыслы, часто грандиозные и неподражаемые, воплощались без одержимости и забывались без сожаления людьми не ведавшими страха смерти, потому что смерть была редка и жизнь могла оборваться только тогда, когда умрет сама Земля. Эта история о всепоглощающей высокой страсти, овладевшей одним из лицедеев к его собственному удивлению. Именно поэтому мы решили поведать ее, вероятно, последнюю в анналах рода человеческого, ненамного отличающуюся от той, что принято считать первой. Что дальше? История Джерека Карнелиана, несведущего в тонкостях морали, и миссис Амелии Ундервуд, неукоснительно следующей ей.
Чуждое тепло
Нику Тернеру, Дэйву Бруку, Бобу Волверту Ликмину, Долу Хиттмеру, Терри Оллису, Саймону Кингу, и Лемми из рок-группы «Хоквинд» Пускай вокруг сугробы намело Но не поблекнет свежесть пышных роз Им не страшны метели и мороз: В оранжерее толстое стекло И лучше солнца чуждое тепло. |
