А камень стен и потолков надежно блокирует мысленную энергию уже в радиусе десяти метров. Так что ничего и никого Павел не засечет.
— Нет.
— Что — нет?
— Сюда везти Монику нельзя.
— А как же Магдалена? — прищурился Макс. — Вы ведь собираетесь привезти ее именно сюда? Павел точно так же засечет «матушку», как мог бы засечь Монику.
— Нет, не точно так же. Магдалена по отношению к своему родному сыну не испытывает ничего, кроме отвращения и ненависти. И даже если Павел каким-то образом «услышит» эту женщину, ему и в голову не придет, что это его мать. Так, какая-то человеческая самка, ненавидящая рептилоидов.
— Ну, не думаю, что Моника здесь будет на седьмом небе от счастья, — похотливо облизнулся Шипунов. — Я, конечно, буду стараться, очень стараться удовлетворить эту самку, но вы же понимаете… Так что ненависть к рептилоидам и в данном случае будет присутствовать, увы и ах! А вот насчет ее любви к нашему гибриду — от нее, от любви этой, мало что останется. Я гарантирую.
— Я вижу, тебе просто очень хочется делать это в непосредственной близости от Павла, да? — покачал головой Ламин. — Чтобы хотя бы так доказать свое превосходство.
— И вовсе…
— Ладно тебе, Макс, — отмахнулся Аскольд Викторович, открывая дверь. — Я ведь все замечаю. И твою ревность, и твою зависть.
— Ничего подобного!
— Короче, так. Под твою ответственность. Если из-за тебя произойдут серьезные накладки, наказание будет жестким. Имей это в виду.
— Я учту.
Ламин молча вышел, а Макс устало присел на стоявший у двери стул — сердце бешено колотилось, норовя выскочить из груди. И не только из-за физического изнеможения — то, что Ламин, оказывается, заметил его отношение к выродку, стало для Шипунова неприятным сюрпризом.
Потому что это было унизительно!
И ненависть к Павлу теперь буквально распирала рептилоида изнутри, мешала дышать, заставляла трепыхаться сердце. Ее надо было куда-то деть, чтобы не сойти с ума, направить в нужное русло.
Переполненное хитростью, коварством, жестокостью русло.
Он уже знал, куда приведет это русло. К Монике.
Да, она под надежнейшей охраной и защитой, да, добраться до нее практически невозможно. Но именно эти сложности и возбуждали Шипунова.
Решая эту почти непосильную задачу, он не сможет зацикливаться на превосходстве Павла. Да и само это превосходство окажется нивелированным, когда девица, ради которой Павел готов был отдать жизнь, — и едва не отдал, между прочим, — когда красотка Моника окажется в его, Макса, полной власти. И он сможет делать с ней все, что угодно…
В глубине желтых глаз вспыхнул и запульсировал алый отблеск.
Но Ламин, конечно, прав — сейчас, в данный момент, Моника практически недоступна. И гораздо проще было бы дождаться завершения судебного процесса, потом потерпеть еще недельку-другую, чтобы окружение Моники и в первую очередь служба безопасности ее отца окончательно расслабились, и жизнь их вошла в привычное русло. Тогда забрать девчонку будет проще простого.
Но ждать не хотелось. Ждать и терпеть, глядя, как все вокруг метут хвостом перед этим гибридом? Как восхищаются им?! Самому мучительно осознавать превосходство полуобезьяны?!!
Он может не выдержать и сорваться. А это никому не нужно, и в первую очередь — ему, Максу.
Значит, приступим к осуществлению замысла немедленно.
Ну да, физически Макс пока слабоват, рана еще болит. Но голова-то не травмирована, и способность мыслить не утеряна. Вроде бы.
А значит — марш обратно на тренажер и в процессе хоть бы обдумывай варианты решения почти нерешаемой задачи.
Хотя…
Макс снова встал на беговую дорожку и включил самый медленный режим. |