Я подумала о маленьком мальчике, запертом в шкафу.

— Возможно, ты прав.

Я посмотрела на Скотти, который обнюхивал розовые кусты в саду перед домом. Может быть, однажды я вернусь. Может быть, мы сможем с ним поговорить. Может быть.

К соседнему дому подъехало такси и посигналило. Вышла чета Брэдли в танцевальных костюмах.

— Ваша мама уже уехала? — закричала миссис Брэдли.

— Несколько минут назад, — ответила я.

— Давно пора. Я собираюсь навестить ее на будущей неделе.

Мистер Брэдли помог засунуть в такси ее многослойную юбку. Когда они уехали, я сказала:

— Наверное, я поеду, здесь что-то прохладно. — Я поцеловала Деклана в щеку. — Береги себя, Дек. Я буду о тебе все время волноваться, я это точно знаю.

— Нет нужды волноваться, Мил. Сейчас мы с отцом понимаем друг друга, по-своему, но понимаем. Он принимает меня таким, какой я есть.

Я остановилась, открывая машину.

— А какой ты, Дек?

Под ярким светом уличных фонарей Деклан покраснел.

— Думаю, ты уже знаешь это, сестренка. — Он закрыл ворота. — Ты не против?

— Господь с тобой, Дек! — выпалила я. — Конечно, я не против. От этого я только еще сильнее люблю тебя, хотя и так люблю до смерти.

— Спасибо, сестренка. — Он подхватил Скотти и помахал мне его мохнатой лапой. — Пока, Мил.

Я завела машину и смотрела в зеркало, как мой брат, по-прежнему обнимая Скотти, пошел в дом.

3

Каждое утро я просыпалась с чувством утраты чего-то бесконечно дорогого. Я понятия не имела, чего именно, только знала, что в моей жизни осталась глубокая трещина, которую никогда не заполнить. У меня болело сердце, и чувство утраты постоянно меня преследовало.

Моя квартира — мой дом — казалась мне незнакомой, словно квартира постороннего человека. Я озадаченно рассматривала мыльницу в форме раковины в ванной, аляповатое кухонное полотенце, желтую корзину для документов на письменном столе — и не могла понять, откуда они взялись. Неужели мои? Я не помнила, чтобы покупала их. Не могла я вспомнить и того, где хранятся некоторые вещи. Словно я отсутствовала несколько лет: мне приходилось открывать шкафы, выдвигать ящики в поисках хлебного ножа или тряпки. В холодильнике оказались продукты многонедельной давности: увядшая зелень, мокрые яблоки, коробка с салатом, крышку которого я даже боялась открыть. Сыр покрылся плесенью.

Единственным местом, где мне было так же легко и удобно, остался балкон. Вечерами я сидела на балконе, надев свое самое теплое пальто, и смотрела на ветви голых деревьев, которые раскачивались, словно длинные когти ведьмы, оставляя на темном небе бесформенные борозды. Я слушала, как какие-то существа шуршат в кустах подо мной. Это два ежа, которых днем никогда не было видно. Свет из гостиной резко высвечивал спутанную траву и всклокоченные растения — зимой за садом никто не ухаживал, — а я читала книгу о «Тетисе», которую дал мне Том О'Мара. Я читала про глупость и неумение начальников, про героизм и отчаянную храбрость простых моряков, когда они пытались спасти оказавшихся в ловушке людей, которые были так близко и в то же время так далеко.

Что было бы, думала я, если бы Томми О'Мара не погиб? Насколько иначе сложилась бы жизнь Фло?

Я чувствовала себя очень старой, как человек, который знает, что лучшие годы остались позади, и терпеливо пересиживает то, что осталось. День рождения не помог. Мне исполнилось тридцать, но меня одолевали мысли о том, как сложатся следующие десять лет. Что я буду делать, когда мне стукнет сорок? Буду ли я замужем, будут ли дети? Где я буду жить? Где работать? Будет ли мама по-прежнему жить на площади Уильяма вместе с Алисон?

Как глупо.