– А, это ты, Кудряшов?

– О! Фамилию запомнил!

– Запомнил, запомнил…

– Курить будешь? – предложил Кудряшов и протянул свой кисет.

– Нет, спасибо, не курю.

– Не курю, не пью, девушек не люблю… – Кудряшов засмеялся таким же сиплым голосом и спросил: – А пожрать ничего нема?

– И пожрать нет.

– А что ж у тебя есть? – спросил Кудряшов, пряча в уголке небритого рта усмешку и как будто имея в виду что-то другое, не то, о чём только что спросил, а что-то более важное.

Воронцов настороженно молчал, качнул плечом, на всякий случай передвинув автомат поближе к руке. Но это его движение не миновало внимательного взгляда Кудряшова, и тот сразу предостерёг его жестом. Усмехнулся и вернулся к начатому разговору.

– Значит, ничего у тебя нет. Кроме чувства исполненного долга, – Кудряшов затянулся, откинул голову и, глядя мимо Воронцова, сказал: – Так, курсант? Я не ошибся? Да я тебя насквозь вижу. Где твои люди? Всех растерял. Там оставил. Все полегли. А ты вон… Живой и невредимый. Хоть и без жратвы, и без курева. Зато приказ исполнил. А автомат свой оставь в покое. Если бы хотел тебя стрельнуть, ты бы уже лежал с пробитым черепом.

– Что ты тут делаешь? – спросил Воронцов, как спросил бы своего солдата, которому пора в окоп, на свою позицию. Тон Кудряшова его задевал.

И Кудряшов, почувствовав в голосе сержанта металл, изменил тон и сказал:

– Жрать хочешь? Хочешь. Тогда сейчас пойдём на рекогносцировку. Как фуражиры несуществующего полка. Который не только разбит, но и добит позавчера, – он посмотрел на Воронцова в упор, как перед дракой. – По твоей, курсант, между прочим, вине.

Он встал, подхватил за ремень карабин, привычным движением закинул его за спину и сказал:

– И как тебя майор послушался? Такой твёрдый человек, а послушался мальчишку. Майор, командир полка, кадровый офицер пошёл на поводу у курсанта… Тьфу!

– Ладно, хватит трепаться. Дальше пойдём вместе? Или как?

– Во-во, снова узнаю командные нотки. Ты что, приказываешь мне? Скучно стало товарищу командиру в опустевшем пространстве? Что, некем командовать? – Кудряшов выдержал паузу и сказал: – Иди-ка своей дорогой. А у меня своя. Суй под пули кого-нибудь другого…

Кудряшов встал и зашагал в сторону деревни. Прошёл шагов двадцать, остановился, обернулся, увидел стоящего в нерешительности Воронцова и сказал:

– Пошли со мной, курсант. Хоть пожрём. Да в тепле посидим. Навоевались. Хватит…

Голос его был уже другим.

По дороге сюда, когда мысли о еде стали беспокоить его всё больше и больше, он отыскал под снегом несколько мороженых сыроежек, разогрел их в ладонях и съел, не оставив даже крошек. И теперь его мучили боли в животе. Не надо было запивать грибы сырой водой. Костерок в пути, конечно, можно было разжечь. Наломать сухих еловых сучьев, которые не дают дыма, и разжечь небольшой огонёк. Но в чём кипятить воду? Котелок он где-то потерял. Где, даже не мог вспомнить. Просто его не оказалось в вещмешке, когда он сунулся было его искать.

Кудряшов шёл впереди. Он молчал. Видимо, всё уже сказал. У Воронцова тоже внутри накипело. И зачем он послушал этого лейтенанта? Ведь с самого начала было ясно, что задание им не по плечу, что если уж взрывать мост под носом у немцев, то надо сперва как следует подготовиться, произвести разведку местности, изучить порядок несения караульной службы охранным подразделением, его вооружение, количество пулемётов и прочее.