— Верно, — глухо ответил муж.

— Тогда ничего мне не мешает уйти от тебя куда угодно. Знаешь почему? Потому что я мечтала о любимом муже, а не о птице, который перетоптал столько женщин, что уже и сам не помнит!

Выпалив фразу, я вскочила с кровати и отошла подальше. Будет приставать — позову гончих и плевать, что это приведет к скандалу. И запущу в голову вазу, которая так хорошо легла в руку.

Видар тоже встал, но подходить не спешил. Замер в паре шагов от меня, разглядывая со странным выражением лица. И я смотрела. На изумительное красивое лицо с зелеными глазами и в обрамлении огненных волос, на широкие плечи и узкие бедра. Отлично помня какая фигура под одеждой, насколько у него горячая кожа и не менее горячие объятия. На миг зажмурилась, но тут же торопливо открыла глаза.

Нет, стоял на месте.

— Ния, я вернусь завтра. Мы оба успокоимся. А потом… потом я докажу тебе, что не зря мы стали мужем и женой. Ты позволишь?

Он разрешения спрашивает? Надо же, а раньше этого сделать не мог?

Так хотелось послать, но…

— Секс не интересует.

— И я не буду на нем настаивать. — пожал плечами Видар. — Хочу поухаживать за тобой. Извини, я правда виноват. Отвык… ухаживать.

— Дверь там, — напомнила ему, на что мне ответили яркой улыбкой.

— До завтра.

— Ну-ну.

Внутри все переворачивалось, обжигало мягко, но насквозь. Сложно объяснить, что сейчас я чувствовала. Тот случай, когда эмоции внутри сливаются в одно нечто. И оно грозится разорвать тебя изнутри.

Видар ушел, а я попыталась лечь и заснуть. Но, конечно, после такой встряски, организм от сна упорно отказывался. В итоге, я проворочалась в постели до того момента, когда за окнами окончательно рассвело. И приняла решение: придет Видар или нет — неважно. Я пока займусь отслеживанием состояния Алистера. И надо выяснить, что с моей учебой в итоге будет.

Дел много. И всякие птицы в них как-то не слишком вписываются.

— Я хотел жить вечно, Ния. Это было дикое желание изобретателя, ученого. Хотел увидеть, как будет меняться все вокруг.

— Так себе желание.

— Скажи это молодому ученому, которого затравили со всех сторон. И который почти промотал родительское состояние. Древние времена, Ния. Древняя Греция…

Мы с Видаром сидели в Садах, в месте, которое я открыла для себя года три назад. Когда приезжала на каникулы. Здесь каменные наросты выглядели как полуразрушенная стена, увитая плющом. На нее можно было взобраться и сидеть, свесив ноги, что мы сейчас и делали. А вокруг деревья поражали золотыми и сиреневыми цветами. Золото и сирень, куда ни глянь. Такой же купол был над головами, отчего пейзаж вокруг казался погружен в золотистую дымку.

Сладко пели какие-то птицы.

А мы разговаривали, сидя рядом друг с другом.

— Почему Феникс?

— Фениксом я стал после. Тогда просо искал способ жить вечно, для этого все сильнее погружался в древние книги, запретные. Много путешествовал, пока не наткнулся на фейри.

Между нами стояла забытая бутылка вина и бокалы.

— Мы существовали уже тогда?

— О, да. По всему миру, но сильнее всего вы отметились в Шотландии. Хотя я встретил ваших предков не так далеко от Греции.

— Странно, что они тебя не прикончили.

— Думаю, им стало любопытно и смешно, что смертный так рвется найти источник бессмертия. Они сказали мне, что за бессмертие взимается огромная плата.

Я молча взяла двумя пальцами упавший на платье золотой лист и пустила его вниз.

— Звучит глупо, Ния?

— Пока да.