Изменить размер шрифта - +
Однако стражи мрака и света — другого мнения.
   Разбухший от эйдосов, но все равно голодный дарх Арея шевельнулся, потянувшись к Варваре. Арей раздраженно дернул его за цепь, уже зная, что тот сейчас кольнет его болью.
   — Прикалывался, говоришь? — переспросил он, морщась. — А что ты ему в первый момент сказала, когда поймала «мячик»?
   Варвара усмехнулась. Шрам на ее правой щеке дернулся, продлевая рот. «Мой гуинпленчик», нежно называл ее Корнелий.
   — Вначале много чего. А потом: «с тебя шоколад­ка!» Только он ее до сих пор отдает… У меня было веселое детство. Самое скромное воспоминание, как мы елкой перекидывались через морг.
   — Через что?!
   — Ну, я у больницы жила, когда меня в семью взя­ли. В больнице — одноэтажный морг. Берешь лысую елку, и через крышу. А там другой деятель ловит и обратно. Так и летает елочка.
   Арей попытался себе это представить.
   — А там «нормальные люди» чего тебе сломали?
   — Мне ничего. Но один раз санитар в фартуке выскочил и ко мне. А тут дубина через крышу летит. По высокой траектории, с запасом. Я ему ору: «Елка!», а он ухмыляется. Ну потом перестал, конечно.
   — У тебя бывали счастливые моменты! — при­знал Арей.
   — Только не когда мы на башенный кран залез­ли, а сторож овчарку выпустил. На всю ночь. Она внизу носится, психованная такая, а мы спуститься не можем… Декабрь, пальцы мерзнут за железки дер­жаться. Тогда у меня еще Добряк не завелся. Он бы прикрыл.
   Закончив есть курицу, Варвара присела на кор­точки и вытерла жирные руки о пса, уткнувшего морду ей в плечо. Осчастливленный Добряк, при­нявший это за ласку, попытался вымыть ей лицо мо­крым языком и схлопотал средней силы боксерский апперкот.
   — Захлопни копилку, болонка! На опыты сдам! — велела ему Варвара и добавила еще пару слов.
   Нежность у Варвары была эпизодическая. Будь на месте Добряка песик поменьше, он месяцами не вылезал бы из-под кровати и даже до своей миски добирался бы короткими перебежками.
   Арей засопел, медленно багровея.
   — Опять этот свет! — взглянув на него, опереди­ла его Варвара.
   Барон мрака вздрогнул.
   — Что ты сказала?
   — А ничего! Вас передразнила! Стоит мне рот от­крыть, вы шипите: «Опять этот свет!» Не нравлюсь? Пристрелите!
   Арей угрюмо молчал. Варвара стояла напротив прямая как стрела, воинственная, с высоко вскину­тым подбородком — чем-то неуловимо похожая на самого Арея. И неважно, что он грузен — сходство залегало глубже внешней формы и относилось, ско­рее, к содержанию.
   — Я даже рта не открыл! — буркнул Арей, начи­ная злиться, что ему приходится оправдываться.
   — А пыхтеть зачем?
   — Пыхтеть?
   — А то нет? Не понравилось, что я ругаюсь? Оде­ваюсь не так? Ботинки мужские? Купите мне белое платьице и синий бантик!.. Черный, сгинь! Стань не­видимкой!
   Добряк заскулил и полез прятаться под диван. Однако протиснулись только передние лапы и го­лова. Добряк застрял.
   Арей за заднюю лапу выдернул Добряка из-под дивана.
   — Остынь, Варвара! Никто тебя не трогает!
   Ощущая полную свою беспомощность и невоз­можность что-то объяснить или доказать, он грузно плюхнулся на диван. В прореху в носке проглянул большой палец с грубой кожей и желтоватым неров­ным ногтем.
Быстрый переход