Позади них слышался грохот и рев — Танат рвался на свободу.

Сейчас Зареку предстояло сделать то, чего он не делал никогда в жизни. Много столетий назад Эш научил его этим чарам. Но Зарек даже не подозревал, что они ему пригодятся.

До сегодняшней ночи.

Он склонился к Астрид и страстно поцеловал ее.

Астрид ощутила тепло его губ. Языки их соприкоснулись… и вдруг у нее страшно защипало глаза.

Охнув от боли, Астрид оторвалась от губ Зарека. Что это? К ней вернулось зрение!

В этот миг, казалось, она забыла, как дышать.

Перед ней стоял Зарек. Его полночные глаза изменили цвет: теперь они были бледно-бледно-голубыми — такими же, как у нее, когда она теряла зрение.

Лицо его было черно от синяков, губы разбиты в кровь. Один глаз заплыл. Возле носа и уха — запекшиеся кровоподтеки.

Одежда изорвана — и тоже вся в крови.

Танат избил его до полусмерти, но ни словом, ни движением Зарек не дал ей об этом догадаться!

Она ахнула, увидев, что из рваной раны у него на плече все еще сочится кровь.

Он протянул ей свой рюкзак. Затем неуклюже, ощупью подошел к снегоходу, завел его.

— Езжай, Астрид. Фэрбенкс в той стороне. — Он махнул рукой в сторону колеи, вьющейся среди сосен. — Не останавливайся, пока не доберешься до города.

— А ты?

— Обо мне не беспокойся.

— Зарек! — закричала она. — Я тебя здесь не брошу! Это же верная смерть!

Грустно улыбнувшись, он сжал ее лицо в ладонях.

— Все нормально, принцесса. Я не против того, чтобы умереть за тебя.

И легко, едва ощутимо поцеловал ее в губы.

Дверь хижины с грохотом ударилась о бревенчатую стену. Танат вырвался на свободу.

— Зарек! Сюда, быстрее!

Он покачал головой.

— Нет, Астрид. Так будет лучше. Если погибну я, у него не будет причин гнаться за тобой.

Астрид казалось, что сердце ее рассыпается на тысячу осколков. Какую жертву он приносит ради нее!

Она хотела возразить, но снегоход уже сорвался с места. Пыталась затормозить, — но он, видимо, повинуясь телекинезу Зарека, не сбавлял скорость. Последнее, что она видела, — как Зарек повернулся к Танату, глядя ему в лицо невидящими глазами.

Едва Артемида материализовалась перед Ашероном, он выхватил у нее Сими.

Бережно прижав свою малютку к груди, Эш перенес ее на постель Артемиды.

— Акри! — простонала Сими, прижимаясь к нему. — Мне так больно! Ты же говорил, что мне никто никогда не сможет сделать больно!

— Знаю, Сими, знаю… — Он бережно уложил ее на кровать, страшась снять импровизированную повязку и увидеть рану, скрывавшуюся под ней.

По щекам Сими струились слезы. Эш чувствовал, что и сам вот-вот заплачет. Он начал напевать атлантийскую колыбельную, которую пел Сими, когда она была еще младенцем.

Сими притихла.

Эш вытер с ее холодных щек слезы и размотал повязку.

Кинжал прошел в опасной близости от сердца; однако рана была чистой, и кровотечение почти унялось — без сомнения, благодаря Зареку.

Теперь Ашерон у него в долгу. Как же он сможет отплатить Зареку?

Собрав свои сверхъестественные силы, Эш накрыл рану ладонью и исцелил ее.

Сими оглянулась вокруг. Затем перевела взгляд на него:

— Сими уже лучше?

Он улыбнулся и кивнул:

— Сими совершенно здорова.

Сими взглянула на свою грудь. Оттянула ворот платья и заглянула себе за пазуху, чтобы удостовериться, что все в порядке.

И, рассмеявшись, бросилась в его объятия.

Эш прижал ее к груди, переполненный радостью и счастьем.