К его удивлению, она рассмеялась.

— Хотела бы я сейчас видеть твое лицо! Интересно, шутишь ты или нет?

— Поверь мне, не шучу.

— Тогда мне тебя жаль. Я была бы рада, если бы ты был счастлив.

Зарек отвел взгляд. Счастье? Чужое, бесконечно далекое слово. Он даже не понимал, что оно означает. Как и некоторые другие слова.

Например, сострадание.

Или любовь.

Этого слова никогда не было в его лексиконе. Он не мог себе представить, что чувствует тот, кто любит.

Ради любви Тейлон готов был отдать свою жизнь, лишь бы жила Саншайн. Ради любви Саншайн отдала в обмен на свободу Тейлона свою душу.

Но Зареку были знакомы лишь гнев, ярость, ненависть. Единственные чувства, которые согревали его и давали силы жить дальше.

— Ненавидеть — значит жить. Почему ты живешь одна среди леса?

Она пожала плечами:

— Мне нравится быть одной. Родные часто меня навещают, но жить я предпочитаю в одиночестве.

— Почему?

— Потому что терпеть не могу, когда со мной обращаются как с ребенком. Мама и сестры ведут себя так, словно я беспомощна, — все делают за меня.

И Астрид умолкла, ожидая ответа.

Но Зарек молчал.

— Не хочешь ли принять ванну? — спросила она, немного выждав.

— Тебе не нравится, что я грязный?

Она покачала головой:

— Да нет. Это тебе решать.

Зарек не привык заботиться о чистоте тела. В бытность рабом ему не так часто выпадала возможность помыться, да и тогда он предпочитал ходить грязным, чтобы никто не приближался к нему иначе, как по необходимости.

И потом, став Темным Охотником, — даже до изгнания — он оставался одинок. Мыться просто не было смысла. А на Аляске это еще и требовало большого труда.

Только после основания Фэрбенкса Зарек завел у себя в хижине большое корыто и мылся перед тем, как ехать в город. Не чаще.

В свое короткое пребывание в Нью-Орлеане он впервые познакомился с такой роскошью, как душ с горячей и холодной водой, под струями которого можно стоять сколько захочешь.

Если бы Астрид потребовала, чтобы он помылся, он бы послал ее ко всем чертям. Но она предоставила ему выбирать, и он отправился в ванную.

— Полотенца в коридоре, в стенном шкафу.

Зарек остановился у шкафа, встроенного в стену возле двери в ванную, распахнул дверцы. Как и все в этом доме, шкаф сиял чистотой и порядком. Все полотенца были аккуратно сложены, и даже цвет их соответствовал цветовой гамме дома.

Он вытащил большое зеленое полотенце и скрылся в ванной.

Услышав шум воды, Астрид наконец позволила себе вздохнуть свободно.

Странно, но, пока Саша не обратил ее внимания на нечистоплотность Зарека, она и не замечала, что тот не моется. От него не пахло, а руки он мыл очень часто, и естественно было предположить, что и все остальное у него тоже чистое.

Вернувшись на кухню, она обнаружила, что Саша доедает оладьи, приготовленные для гостя.

— Чем это ты здесь занят?

«Он же не захотел есть! А оладьи остывают!»

«Саша!..»

«Что? Предпочитаешь разбрасываться едой?»

Укоризненно покачав головой, Астрид положила Зареку новую порцию. Быть может, после ванны он чуть-чуть оттает?

Но ее надежды были напрасны: из ванной Зарек вышел еще мрачнее обычного. Молча, угрюмо он поглощал завтрак.

«Омерзительно! — не умолкал Саша. — Жрет, как свинья! Тебе повезло, что ты его не видишь!»

«Саша, перестань его критиковать!»

«Черта с два! Вилкой он орудует, как лопатой, а нож вообще в руки не берет — так целиком и глотает!»

Но Астрид не могла возмущаться невоспитанностью Зарека — слишком хорошо она помнила его сны.