По сюжету романа молодого Питера Барнса подвозит или Альма Мобли, или другой так называемый ночной наблюдатель. В этом воплощении сверхъестественное существо представляется низкорослым плотным мужчиной в синей машине — свидетелем Иеговы. Он дает Питеру экземпляр «Уочтауэр», о котором в ходе стремительно развивающегося сюжета читатель забывает страниц на сорок. Но Страуб о нем не забыл. Позже, рассказав об этом Дону Уондерли, Питер протягивает тому журнал, который дал ему свидетель Иеговы. На обложке заголовок: «Доктор Рэббифут вел меня к греху».

И невольно задумываешься, таков ли был заголовок на экземпляре «Уочтауэра», который свидетель Иеговы продал Страубу на ступенях его лондонского дома, когда тот работал над первым вариантом «Истории с привидениями».

Давайте перейдем от самих призраков к их естественному (или неестественному) жилищу — дому с привидениями. Историй о домах с привидениями бесчисленное количество, и, как правило, они не очень удачны («Подвал» (The Cellar) Ричарда Леймона — образец такой неудачи). Однако в этом небольшом поджанре есть и несколько превосходных книг.

Не стану утверждать, что дом с привидениями — это подлинная карта колоды Таро — собрания мифов о сверхъестественном, но полагаю, что мы можем несколько расширить рамки нашего исследования и установить, что обнаружили еще один источник, питающий бассейн мифов. За отсутствием подходящего слова, можно назвать этот архетип «Плохим Местом». Этот термин включает в себя гораздо больше, чем полуразвалившийся дом в конце улицы Кленов с заросшим сорняками газоном, разбитыми окнами и заплесневевшей табличкой «Продается». В мои цели не входит обсуждать собственные произведения, да здесь и не место для этого, но читатели должны знать, что я по крайней мере дважды имел дело с архетипом Плохое Место: один раз косвенно (в «Жребии»), другой — непосредственно (в «Сиянии»). Мой интерес к этой теме возник, когда мы с приятелем решили исследовать местный «дом с привидениями» ветхое строение на Дип-Кат-роуд в моем родном городе Дурхем, штат Мэн. По обычаю все такие покинутые жилища называются по имени последних владельцев. В нашем городе это был дом Марстенов.

Этот полуразвалившийся дом стоял на холме, и с него видно было большую часть нашего района города — часть, известную как Методистский Угол. Дом был полон восхитительного хлама: медицинских склянок без этикеток, зато с остатками какой-то вонючей жидкости, стопок заплесневевших журналов («ЯПОНЦЫ НА ИВО ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ СВОИХ КРЫСИНЫХ НОР!» — провозглашала надпись на пожелтевшей обложке «Аргоси»), пианино, в котором отсутствовало по крайней мере двадцать пять клавиш, портретов давно умерших людей, чьи глаза словно преследовали вас, проржавевшей посуды, старых стульев.

К закрытой двери была прибита табличка «Посторонним не входить» (настолько выцветшая, что с трудом читалась), но такие таблички редко действуют на уважающих себя десятилетних мальчишек. Мы забрались через открытое окно.

Тщательно исследовав первый этаж (и, на свое счастье, убедившись, что старомодные серные спички, которые мы нашли на кухне, уже не загораются, а только испускают противный запах), мы пошли наверх. Мы не знали, что мои братья — родной и двоюродный, — которые были на два и четыре года старше нас с приятелем, шли за нами. И когда мы заглядывали в двери спален на втором этаже, эти двое принялись извлекать ужасные дребезжащие звуки из пианино внизу, в гостиной.

Мы с приятелем закричали и вцепились друг в друга — на мгновение ужас был непреодолим. Затем мы услышали, как эти два придурка смеются внизу, и со стыдом улыбнулись друг другу.