Хотя и «Штамм Андромеда», и «Ночь живых мертвецов» рассматривают космические путешествия как реальную опасность, возможно, лучший пример идеи об уме, опасно загипнотизированном песней сирены-технологии, мы имеем в «Подкрадывающемся неизвестном» (The Creeping Unknown), фильме, который предшествовал обоим вышеупомянутым. В этом фильме, первом из критически принятой серии «Куотермасс», зрителю предлагают одну из самых необычных загадок запертой комнаты: трое ученых-астронавтов отправлены в космос, но возвращается только один… да еще кататоником. Телеметрия и присутствие всех трех скафандров как будто свидетельствуют, что ни один из астронавтов не покидал корабль. Куда же они делись?

Оказалось, в корабль проник межзвездный «заяц» — этот прием мы еще встретим в «Это! Ужас из космоса» (It! The Terror from Beyond Space) и, конечно, в «Чужом». Заяц поглотил двух товарищей выжившего космонавта, оставив от них только жидкую серую массу… и, разумеется, этот заяц (нечто вроде космической споры) вплотную занялся телом выжившего — Виктора Каруна, роль которого со страшным правдоподобием исполняет Ричард Уодсворт. В конце концов бедный Карун превращается в губчатый многощупальцевый ужас; его обнаруживают на лесах Вестминстерского аббатства и там же уничтожают (в самый последний момент: оно уже собирается выпустить споры и произвести миллиарды себе подобных) сильным разрядом электричества.

Все это стандартная пища для фильма о чудовищах. Но мрачная, создающая сильное впечатление режиссерская манера Вал Геста и сам образ Куотермасса в исполнении Брайана Донлеви (с тех пор другие-актеры в других фильмах исполняли роль Куотермасса, но намного смягчали этот образ) поднимают «Подкрадывающееся неизвестное» на уровень, о котором и мечтать не могут создатели «Ужаса на пляже для пирушек». Куотермасс — это ученый, которого можно считать безумцем, а можно и не считать: в зависимости от вашего отношения к технологии. Правда, если он безумец, в его безумии достаточно аполлонического, чтобы сделать его таким же пугающим (и не менее опасным), как машущая щупальцами масса, которая недавно была Виктором Кару-ном. «Я ученый, а не предсказатель будущего», — презрительно говорит Куотермасс робкому врачу, который спрашивает у него, что будет дальше; когда коллега предупреждает его, что, если он откроет люк разбившейся ракеты, космические путешественники внутри могут сгореть, Куотермасс кричит на него: «Не говорите мне, что делать, а чего не делать!»

Его отношение к Каруну такое же, как у биолога к хомяку или макаке-резус. «С ним все в порядке, — говорит Куотермасс о впавшем в кататонию Каруне, который сидит в чем-то, отдаленно напоминающем кресло дантиста, и смотрит на мир глазами черными и мертвыми, как угли, вытащенные из ада. — Он знает, что мы стараемся ему помочь».

И все-таки именно Куотермасс побеждает в конце — пусть даже благодаря слепой удаче. После того как чудовище уничтожено, Куотермасс грубо отстраняет полицейского, который нерешительно говорит ему, что молился об успехе. «С меня достаточно одного мира», — говорит полицейский; Куотермасс не обращает на него внимания.

У двери к нему пробивается молодой помощник.

— Я узнал только что, — говорит он. — Могу я что-нибудь сделать, сэр?

— Да, Моррис, — отвечает Куотермасс. — Мне понадобится помощь.

— В чем, сэр?

— В том, чтобы начать все сначала, — подчеркнуто говорит Куотермасс. И это последние слова фильма. В заключительном кадре еще одна ракета стартует в небеса.

Похоже, Гест сам двояко относится и к этому концу, и к образу Куотермасса, и именно эта двойственность придает ранним хаммеровским фильмам их силу и звучность.