Дочитав повесть и отложив книгу, девушка задумалась. Хохотать в одиночестве, в пустой квартире — такого с ней давно не случалось. Ночь, проведенная с Йеном, излечила ее от тоски, но долог ли срок действия лекарства? Она не знала. Позвонит ли Йен вечером? Прислушавшись к себе, она поняла, что почему-то уверена: позвонит. Значит, она проведет остаток дня в ожидании звонка, которое надо постараться тоже сделать приятным.

Вставать с постели не хотелось — когда двигаешься сам, перестаешь так явственно замечать крадущееся движение времени, наблюдения за которым сейчас доставляли Малин удовольствие. Но у времени есть свои уловки, позволяющие отвлекать от себя внимание слишком пристального наблюдателя, и не последняя из них — голод. Девушка вдруг почувствовала себя страшно голодной, что, впрочем, было нисколько не удивительно — за окном уже темнело. Пришлось вставать и идти на кухню.

В морозилке лежал одинокий кусок лазаньи — продолговатая пластиковая формочка, где изморозью сверкало белое тесто. Значит, сегодня у нее будет итальянский обед — овощная лазанья и Итало Кальвино на закуску. Она густо полила содержимое формочки соусом и поставила ее в микроволновку. Через десять минут та запищала, сообщая, что блюдо готово. Из-за этого звука Малин пропустила первый звонок телефона, услышав только второй. Неужели Йен? Почему-то так бывает всегда: если чего-нибудь ждешь, посвящая этому все свои мысли и чувства, ожидаемое все не происходит и не происходит, но стоит на минуту отвлечься — как отвлеклась она, занявшись приготовлением еды, — и вот, пожалуйста!

Это действительно был Йен.

— У нас есть шанс проникнуть на “Васу”, который потом долго не повторится, — сказал он. — Завтра вечером в музее семинар по морским сражениям семнадцатого века. Твой сосед может прийти туда — он ведь морской историк, не так ли? Семинар закончится поздно, когда вход для посетителей закроется и сигнализация на ограждении корабля уже будет включена. Так что нам с тобой придется провести это время в кабинете Симона. — На последних словах его голос зазвучал несколько ниже, и Малин сразу же ощутила, как это изменение тембра отзывается во всем ее теле.

— Ты слышишь меня, Малин?

— Да, — отозвалась девушка, запахивая на груди халатик, словно Йен сейчас мог видеть ее.

— Тогда перейдем к главному. — Его голос вновь звучал, как обычно. — Ты удивишься, но на шестой этаж — это на уровне смотровых люлек на мачтах — сигнализация вообще не подведена. Конечно, чтобы оттуда попасть на корабль, нужно постараться. Но я кое-что придумал… Семинар будет проходить в конференц-зале на четвертом этаже, однако если Кольссен поведет своего ученика показывать что-то наверху, никто не удивится. А нам с тобой нужно будет незаметно подняться на шестой этаж, когда семинар закончится. Сторожа обходят музей после закрытия, но редко заглядывают в зал с основной экспозицией — почему-то ночью он действует на них угнетающе…

От этих слов Малин внезапно стало не по себе, а Йен продолжал говорить:

— Ты любила в детстве играть в прятки и жмурки? — В его голосе появилась мальчишеская интонация, и девушка невольно улыбнулась, хотя перспектива оказаться на “Васе” ночью ужасно пугала ее. — В общем, мы должны попасть наверх и спрятаться на площадке перед лифтами. Потом надо будет подождать, пока охрана погрузится в сон. Симон несколько раз ночевал в музее, он говорит, что четверо охранников обычно устраиваются в креслах у главного входа в музей, а пятый спит на диванчике у другого входа, того, который ведет к кораблям с улицы.