– Нет, – решительно сказал Ноа. – Он все еще здесь.

– Уверены? – бросил Чеддик и, не дожидаясь подтверждения, сообщил: – Я вылетаю в Бостон следующим рейсом. Хочу тоже в этом участвовать. Я разговаривал с Трамбо… то есть с Пруиттом. Черт, я пожимал ему руку!

– Вы это серьезно? Летите сюда?

– Еще как! Вам тоже не терпится его прикончить?

На первый взгляд это казалось забавным: Чеддик, предполагающий, что Ноа отыщет и прикончит Пруитта. Но на самом деле именно таковы были намерения Ноа.

Глава 41

Так он сделал дело или нет? Выживет Джордан Бьюкенен или умрет?

Ирония заключалась в том, что от этого зависела и судьба Пруитта. Если она выживет, придется все начинать сначала. Если же умрет, он сможет вернуться к работе и семье.

Она все еще находилась в критическом состоянии. Ночью Пруитт дважды звонил в больницу, добился, чтобы его соединили с отделением интенсивной терапии, где вежливая, но усталая сестра сообщила, что Джордан Бьюкенен так и не пришла в сознание.

Он вселился в убогий мотель неподалеку от аэропорта, чтобы выждать и посмотреть, что будет. Он спал не больше двух часов. Остальное время не отходил от телевизора, настроенного на канал новостей. В утреннем выпуске снова передавали историю судьи Бьюкенена и его впечатляющей карьеры. Далее следовало интервью с дородной особой с пергидрольными волосами и наведенными тушью бровями, которая клялась, что своими глазами видела покушение. Она довольно красочно живописала происшествие, утверждая, что едва успела выйти из больницы, как раздались выстрелы. И при этом уверяла, что, опоздай она хоть на минуту, пала бы невинной жертвой вместо несчастной дочери федерального судьи. После начала перестрелки ей якобы пришлось ползком добираться до своей машины под прикрытием «скорой».

Но убийца прекрасно понимал, что толстуха несет явную чушь. Она клялась, будто видела двух мужчин, стрелявших в судью, причем один до пояса высунулся в окно «шевроле-седана» последней модели. А когда машина свернула за угол, и водитель, и пассажир открыли огонь. С точки зрения самой элементарной логики подобные действия были невозможны. Будь стрелявших действительно двое, один непременно изрешетил бы припаркованные на стоянке машины.

Но репортер, бравший интервью, так упивался собственным успехом, что не заметил явных противоречий. Его голос так и сочился притворным участием.

– Вы пережили сущий кошмар! Видели, как падала дочь судьи Бьюкенена? Не запомнили, сколько всего было выстрелов? Заметили нападавших? И могли бы вы их опознать?

– Нет, – покачала головой толстуха. Впервые за все это время она, похоже, занервничала. Нет, она вряд ли сможет опознать убийц. Они были в масках и шлемах.

И так далее и тому подобное… Чем больше интереса и сочувствия выказывал репортер, тем больше невероятных подробностей и лжи нагромождала женщина. Несчастная дурочка извлекала все возможное из своей минуты славы. Стараясь угодить и произвести впечатление, она улыбалась в камеру и продолжала без умолку тараторить.

Пруитт посчитал хорошим для себя признаком, что каждый выпуск новостей начинался с сообщения о неудавшемся покушении на федерального судью. Это как бы подразумевалось само собой, и никаких вопросов не возникало. Да и к чему? В конце концов, угрожали убить именно судью. Значит, он и есть мишень, а его дочь – всего лишь невинная жертва.

Но Пруитту все еще оставалось уничтожить копии документов. Прежде всего нужно заехать в магазин, торгующий офисным оборудованием, и купить измельчитель для бумаг.