— Да там смотреть не на что, один желтый костюм, — с досадой буркнул Арнольд. — Ох уж мне этот костюм… добегается он в нем!

— Неужели и на Лонжероновской он был в желтом костюме?!

— Нет, — покачал головой Арнольд. — Но он был в нем вчера, когда пришел в Художественный музей.

— В Художественный музей? Вчера? — Алёна нахмурилась, соображая. — Погоди, ты же не хочешь сказать, что… Ты говорил, что тот байкер имел отношение к ограблению музея. И что… это он? В желтом костюме? Танцует танго?!

— Ну конечно, — кивнул Арнольд. — Он самый. Я был уверен, что Рудько его зацепил, используя то, что я ему дал. Получилось, нет, выскользнул…

— Значит, эти улики были неубедительны, получается?

— Конечно, — вздохнул Арнольд. — Присутствие на месте преступления в момент совершения преступления — не самое убедительное доказательство, я очень хорошо это понимаю.

— Видимо, милиция просто не нашла у него краденое, — сказала Алёна. — Нет решающего доказательства — вот его и выпустили.

— Он, конечно, не дурак, как раз наоборот, — вздохнул Арнольд. — На антона кидаться не станет, то есть, извини, Алёна, это все равно как по-русски сказать — на рожон не полезет, с перстнем по улицам бродить не будет. Наверняка заховал его где-нибудь, возможно, что уже и на яхте.

— На яхте?! Ого! У него яхта есть?!

— Да нет, откуда? — пренебрежительно пожал плечами Арнольд. — Яхта его дружка, который сейчас сидит в Стамбуле и разводит всякие нудности, чтобы таможенные сборы за свои макли не платить. У нас же такие правила, что даже честный человек вынужден иногда становиться контрабандистом, а уж нечестному сам бог велел. В любом случае ситуация такая, что яхта принадлежит турецкоподданному — нет, серьезно, совсем даже не папе Остапа Бендера! — к которому у наших внутренних и внешних органов пока нет никаких претензий. И даже если я буду точно знать, что Москвитин… это Кирюха, ты понимаешь? — уже держит на ней перстень, ни Рудько, ни кто-то чином выше не смогут к яхте даже причалить на своем милицейском катере. Не говоря уже о том, чтобы устраивать на ней обыск! Тем паче, что этот перстень — просто цацка с совершенно невероятной, фантастической историей, но отнюдь не предмет государственной важности, чтобы из-за него начать потрошить имущество иностранного гражданина. У меня-то мыслишка какая была? Рудько держит Кирюху хотя бы трое суток, я за это время нахожу способ попасть на яхту и сунуть шнобель в самые укромные места. Особенно во встроенный шкаф с музыкой. Я примерно представляю себе, где он может что-то прятать…

— Как ты это можешь представлять? — недоверчиво спросила Алёна.

— Ну… понимаешь, — продолжал Арнольд, — когда враждуешь с человеком всю жизнь, со студенческих лет, постепенно узнаешь его так же хорошо, как себя.

— А почему ты враждуешь с ним всю жизнь, со студенческих лет? — спросила Алёна.

— Спроси у Шерлока Холмса, почему он враждовал с профессором Мориарти!

— А они учились в одном институте? — усмехнулась Алёна. — А кстати, ты заканчивал что? Ах да, цирковое училище, я помню!

— Не только, я еще и универ закончил, радиофак, и этот типус тоже, но он вечно хвосты подчищал, а я учился на «отлично», защитился с блеском, даже собирался в аспирантуру поступать, но попал в одну темную историю, выбрался из нее только благодаря своей смекалке и понял, что так жить интересней.