Последние слова он почти выкрикнул и замолчал, как споткнулся, но я почувствовала, что у него едва не вырвалось: «Компьютер видеть не могу, и тебя тоже!»

Но вслух он этого не сказал, как же – интеллигентный воспитанный человек.

– Ты надолго уходишь? – опять спросила я не своим голосом.

– Я не знаю, когда вернусь, я позвоню. – И, видя, что я не собираюсь устраивать скандал, он добавил помягче: – Будь умницей, закройся на все замки и займись чем-нибудь, не скучай.

Жалость в его голосе доконала меня окончательно, я еле-еле дождалась, когда он уйдет, бросилась на кровать и зарыдала. Прошло, наверное, часа полтора, пока я не выдохлась. Я встала, прошла в ванную и посмотрела на себя в большое зеркало. Видок был – будьте-здрассте! Нечесаная, под глазами мешки, в мятом халате – не мудрено, что Алик поморщился, когда увидел меня утром. Я приняла душ, причесалась, заварила кофе и села на кухне поразмыслить.

Что ж, все это мы уже проходили с Максимом. Почему все меня бросают, чем я их не устраиваю? Я ему надоела и он ушел, все это уже было.

Я отпила остывший кофе. Перед глазами стояли картины, как Алик с Леной сидят сейчас где-нибудь в кафе, пьют шампанское и смотрят друг на друга, улыбаясь. А может, они сейчас уже у нее? А все разговоры о новой работе это так, для отвода глаз?

Не в силах сидеть, я вскочила и принялась метаться по кухне. Ну уж нет! В этот раз я так легко не сдамся! Сказать, что все понимаю и гордо удалиться, этот номер теперь не пройдет! Я не отдам его этой мымре, хоть она и знает два языка!

Надо что-то делать. Для начала приберемся в квартире, физическая работа успокаивает, а то так и спятить недолго. Я развила бешеную деятельность, одновременно стирала, мыла полы, разбирала буфет на кухне. Что-то понадобилось мне в нижнем ящике кухонного стола, я открыла его и увидела нож, вернее, ручку от ножа. Это был тот самый нож, который Алик подобрал тогда, в первый вечер нашего знакомства, когда я уложила баллончиком того шпаненка. Почему Алик его не выбросил? Забыл, наверное. Случайно я нажала кнопку, выскочило узкое лезвие. Я взяла нож поудобнее и внезапно вдруг опять представила Алика с этой Леной, обнимающихся в постели, а потом одну Лену, привязанную к стулу. Как я подхожу к ней сзади и трогаю за шею. Как это говорил Максим тогда на маскараде? Я как бы услышала наяву гнусавый голос пингвина: «Сейчас лезвие нежно погрузится в твою плоть. Видишь – вот здесь бьется голубоватая жилка, – хотя нет, ты, конечно, не видишь ее, – лезвие перережет ее, и темно-алая кровь хлынет фонтаном, заливая все вокруг, окрашивая все багряным цветом смерти. Главное – не запачкаться этой кровью…»

За окном на улице раздался какой-то шум, проехала машина, стали бросать железные трубы. Я очнулась и осознала себя сидящей на полу с ножом в руках, представляющей в подробностях убийство своей соперницы. Господи, что это со мной? Это не мои мысли!

Я впала в панику, поскорее сунула нож обратно в ящик, кое-как прибрала на кухне, и все это время меня преследовала мысль, что я схожу с ума. Неожиданно раздался телефонный звонок. Я помчалась к аппарату, надеясь, что это Алик, мне обязательно надо было с ним поговорить, но это оказался с старший из моих знакомых оперов Владимир Петрович.

– Здравствуйте, понимаете, какое дело… – Он замялся.

– Что, есть какие-нибудь новости о депутате Кострове?

– Да, его семья вчера вернулась из Хургады.

– А он?

– А его с ними не было, вместо него летал другой человек.

– Как это? – растерялась я.

– Его жена говорит, что все вышло случайно, что Кострову понадобилось вдруг срочно уехать по делам, а билет и путевка уже были, так что в последний момент пришлось заменить его дальним родственником.