Принцесса Соль смотрела на кошку в очарованном ужасе. Это был такой великолепный и страшный зверь… меньше Марка, но вооружён тяжелее, а сам ловчее, гибче. Опасная воительница снизошла до ничтожного щенка — такое у Сольки было выражение лица. Кошке польстило.

Поначалу обучение пошло хорошо: щенок научился довольно неуклюже, но бойко запрыгивать на диван и на кресло. Прекрасно, решила Тима, продолжим, — и показала, как запрыгнуть на подоконник.

Собачий ребёнок честно пытался, тоненько тявкая. Кошка показала ещё несколько раз. Солька скакала внизу на двух ножках, тянулась вверх изо всех сил, но собачье тельце определённо не приспособлено для кошачьего прыжка-полёта.

Тима спрыгнула на пол, обняла Сольку за шею и вылизала ей ухо. Это означало: «Да, дитя, к сожалению, ты такой же нелепый уродец, как и все собаки. Но я не брошу тебя, ты, в сущности, милое создание».

С кошачьей вольной борьбой у Принцессы Соль пошло лучше. Было сложно понять только, что кошка заваливается на спину вовсе не для того, чтобы сдаться на милость победителя: так она готовит к страшному удару когти на задних лапах. Тима бросала Сольку через себя, как тренер по самбо, мускулы собаки превратились в стальные пружинки, но главное, что Соль научилась понимать беззвучный кошачий язык.

И с тех пор стала в доме переводчиком, понимающим и собак, и кошек, и людей.

Характер, привычки, личность Принцессы Соль — отличная тема для мультфильма. Её повадки так же очаровательны, как её раскосая ушастая головка. Её высочество обожает старую плюшевую сову-перчатку, любимую с младенчества игрушку; оставаясь одна дома, ложится спать в обнимку с совой, обижаясь, забирает её и уходит горевать в кресло; наслаждается массажем совой — и иногда массаж переходит в возню. Солька определённо научилась у Марка грубым шуточкам, но в её исполнении они выглядят куда элегантнее: «Я тебя — кусь!» — приподнимает губу над резцами и «кусает» воздух в микроне от пальца, с самой лукавой усмешечкой в глазах. Зовёт на диван: «Афь!» — и пристукивает лапой. Человек: «Нет уж, лучше иди сюда». Солька кланяется классическим собачьим игровым поклоном, который выглядит реверансом: «Афь!» — и пристукивает лапой: нет, ты иди, ты! Берёт у человека кусочек чего-то очень вкусного — куриный хрящик, ломтик варёного лёгкого, крошку сыра — бежит и бросает его рядом с носом кого-нибудь из друзей, Тимы или Марка. Но не кусочек персика. Персик они не едят, его Соль съест сама.

Так они и жили втроём, когда появилась Принцесса Пунь.

* * *

«Пунь» — тоже корейское слово. Означает старинную мелкую медную монетку, грошик. Вроде той, которую отдали за измученную частыми родами собаку: больше она не могла рожать, а потому стала не нужна. В том доме, где собака была маленькой машиной для зарабатывания денег на щенках, её звали иначе. Довольно-таки презрительной кличкой. И то: старушка в шесть неполных лет, беззубая, болезненно толстая, в тусклой, шершавой, с проплешинами, шёрстке… Точно не принцесса.

Она, конечно, обо всём догадалась. Собаки — телепаты; то, что они понимают человечьи слова — уже доказанный факт. Именно поэтому она яростно лаяла и скакала до одышки, крохотный толстый дракончик с развевающимися ушами. Именно поэтому и перестала лаять, когда её уносили из дома, где она жила и рожала щенков, а на её личике, тонком, длинноносом, с невероятно громадными, томными, тропическими очами и трагически заломленными рыжими бровками, застыло неподъёмно тяжёлое, слишком большое для маленького тельца горе.

Она поняла, что уносят её навсегда. Но не понимала, куда. Убивать?

Но она не может убежать.