– Нечаянной оступкой упал с уступа! – стонал Гурджи. – О, несчастный Гурджи не спас его! – Он хлопнул руками по голове. – Слишком поздно!

Постигшее их несчастье поразило Тарена, как неожиданный удар меча. Голова его кружилась. И вдруг, независимо от его воли, нахлынуло внезапное чувство свободы. Тарен испугался этого чувства, но оно волной поднималось из самых глубин его существа. С гибелью Краддока рухнула каменная стена, отделяющая его от мира, распахнулась клетка, окончилось его заточение в этих безмолвных горах.

– Он жив! – вскричал Тарен.

– О, хозяин! Как же мы спасем его? – завыл Гурджи. – Крутые скалы! Даже смелый Гурджи боится спускаться вниз!

– Неужели ничего нельзя придумать? – отчаивался Тарен, – Он сильно ранен. Может быть, умирает, – Он обхватил голову руками. – Даже если мы сможем спуститься к нему, как его поднять наверх? Мы не только не спасем его, но и сами погибнем!

Он с ужасом и стыдом ловил себя на одной упорно донимающей его мысли. Есть ли хоть малейшая надежда спасти пастуха? Если он не сможет сделать этого, даже принц Гвидион не упрекнет его. Да и кто посмел бы упрекнуть Тарена за его отказ от смертельного риска? Ему только сочувствовали бы и горевали о безвозвратной потере. А он? Свободен от тяжкой ноши долга, свободен от этой мрачной долины, дверь клетки широко распахнута, и вся его жизнь ждет его, Эйлонви, Каер Даллбен… Ему казалось, что он все это произнес вслух. Все его существо возмутилось от страха и ужаса перед этими гнусными мыслями.

– Что я за человек? – вскричал он с болью и яростью.

Ослепленный гневом на самого себя, он, не раздумывая, прыгнул вниз, на ближайший выступ, и стал лихорадочно шарить руками по каменной льдистой стене, нащупывая малейшую впадину. Ноги Тарена скользили, онемевшие пальцы тщетно хватались за выступающие, покрытые льдом камни. Он примерился, зажмурился и прыгнул. Чёрная боль пронзила тело. Теперь Тарен был прижат к острому выступу на расстоянии вытянутой руки от стонущего Краддока. Сверху, в снежной завесе и под градом мелких камешков, сползал Гурджи.

Тарен осторожно скользнул на наклонную каменную плиту и склонился над Краддоком. Кровь заливала лицо пастуха. Он попытался поднять голову.

– Сын, сын, – выдохнул он, – ты погиб, спасая меня.

– Пока еще нет, – ответил Тарен, – Только не двигайся. Мы найдем способ вытащить тебя отсюда, – Он стал на колени. Краддок был ранен даже серьезнее, чем опасался Тарен.

Со всей возможной осторожностью он скинул с груди пастуха камни и куски сланца, оттащил беспомощное тело подальше от края площадки.

– Хозяин, хозяин, – кричал он, – Гурджи видит тропинку наверху. Но она крутая, о, совсем крутая.

Тарен глянул в ту сторону, куда указывал Гурджи. Среди громадных камней и заснеженных трещин в скалах он разглядел узкий проход, свободный ото льда. Однако, как и предупреждал Гурджи, он поднимался почти отвесно вверх. Один человек с трудом, но мог бы взобраться по нему. Но сразу вдвоем и с третьим, раненным и беспомощным? Тарен сжал зубы. Сейчас он почувствовал боль от удара о скалу. В груди саднило, и каждый вздох наполнял легкие огнем. Жестом он велел Гурджи лечь и ухватить Краддока за ноги. А сам осторожно подполз и просунул руки под плечи пастуха. Они попытались поднять безвольное тяжелое тело. Краддок закричал от боли, и им пришлось остановиться.

Поднялся ветер. Он завывал в ущелье, хлестал вдоль каменных стен и почти срывал их со скользкого выступа. Они еще раз попытались подтащить Краддока к врезанной в скалы тропинке, но снова должны были отступиться: ветер сносил с ног. Ранние сумерки начали сгущаться. Сумрак заливал ущелье.