– Кто-то попал в беду, – сказал он, поворачиваясь к Верперу. – Я пойду туда. Это могут быть друзья.

– Может быть, ваша жена между ними, – сказал бельгиец.

Найдя сумочку, он стал бояться человека-обезьяны и все время думал, как бы скрыться от этого гиганта-англичанина, который одновременно был его освободителем и тюремщиком.

При этих словах Тарзан подскочил, словно его подстегнули хлыстом.

– Боже мой, – крикнул он, – она может быть там, и на них нападают львы! Они уже в лагере, я слышу это по ржанью лошадей, а вот это кричит человек. Останьтесь здесь. Я вернусь к вам. Я раньше должен пойти туда.

И, вскочив на дерево, он легко и быстро понесся вперед, тихо и неслышно, как бестелесный дух.

Минуту Верпер стоял на том месте, где его оставил человек-обезьяна. Потом хитрая улыбка появилась у него на губах.

– Остаться здесь? – проговорил он про себя. – Остаться здесь и ждать, пока ты вернешься и отнимешь от меня мое сокровище? Нет, мой друг, я не дурак.

И, повернувшись на запад, Альберт Верпер пробрался сквозь густую сетку вьющихся растений и навсегда скрылся от лорда Грейстока.

XXIV

ДОМОЙ

По мере того как Тарзан продвигался вперед к лагерю абиссинцев, все сильнее становилась его уверенность, что люди не могут там справиться с рассвирепевшими хищниками. Наконец между деревьями показался огонь лагерных костров, и в следующую секунду гигантская фигура человека-обезьяны повисла на суке, свешивавшемся над лагерем. Он кинул быстрый взгляд на кровавую бойню внизу, и этот взгляд сразу охватил все поле битвы. Глаза его остановились на фигуре женщины, стоявшей в двух шагах от огромного льва. Только круп лошади разделял ее от свирепого хищника.

Лев уже готовился к прыжку, когда Тарзан увидел эту трагическую картину. Голый и невооруженный человек-обезьяна висел почти над самым львом. Медлить было нельзя. Тарзан ни на мгновение не колебался.

Положение Джэн Клейтон казалось ей самой таким безвыходным, что она словно окаменела под взглядом льва и с полной апатией ожидала его нападения. Она равнодушно ждала тех коротких мучений, которые причинят ей страшные клыки и кривые, жестокие когти, прежде чем наступит полное забвение горя и страданий.

К чему было бежать? Не лучше ли пасть сейчас же? Ведь все равно спасения не было. Она не закрыла даже глаз, чтобы не видеть раскрытой пасти льва. Она видела, как лев подобрал под себя задние ноги, готовясь к прыжку; и в тот момент, когда он уже подскочил, сильное бронзовое тело спрыгнуло с дерева на землю.

Широко раскрылись ее глаза от изумления, когда она увидела бронзового гиганта. Она забыла о льве, о своей собственной опасности – перед чудом этого воскресения. С полуоткрытыми губами, прижав к груди руки, молодая женщина наклонилась вперед, зачарованная странным видением.

Она видела, как мускулистое тело вскочило на спину льва. Она видела, как лев был с силой отшвырнут в сторону в самый тот момент, когда он был уже почти на ней.

Тарзан, ее Тарзан был жив! Крик невыразимой радости сорвался с ее губ и замер, когда она увидела, что ее муж был совершенно беззащитен и что лев, оправившись от удара, повернулся к Тарзану, чтобы отомстить.

У ног человека-обезьяны лежало разряженное ружье убитого абиссинца; изуродованное тело последнего лежало на том месте, где его оставил Нума. Быстрый взгляд, искавший на земле какое-нибудь орудие для защиты, заметил винтовку, и, когда лев поднялся на задние лапы, чтобы схватить дерзкое существо, осмелившееся поставить свою ничтожную силу между Нумой и его добычей, тяжелое ружье с шумом прорезало воздух и раскололось на широкой голове.

Не как обыкновенный смертный нанес удар Тарзан из племени обезьян, а с безумной яростью, как дикий зверь со стальными мускулами, развитыми лазаньем по деревьям.