Именно он изменил систему расстановки книг на стеллажах городской библиотеки, дабы уделить место, в самой глубине помещения, обездоленным рукописям, нуждавшимся в приюте. Эта пертурбация напомнила ему одну фразу Хорхе Луиса Борхеса: «Брать книгу из книжного шкафа и ставить ее на место – значит утомлять полки». Сегодня они, верно, совсем измучены, с улыбкой думал Гурвек. То был юмор эрудита, более того, эрудита одинокого. Таковым он себя ощущал, и это было не слишком далеко от истины. Гурвек всегда отличался крайней нелюдимостью, редко смеялся над тем, что смешило его земляков, но умел заставить себя выслушивать их шуточки. Более того, время от времени он заходил выпить пива в бистро на дальнем конце улицы, болтал с посетителями о том о сем (в общем то, ни о чем, думал он), а в некоторые дни этого бурного общения с земляками мог даже перекинуться с ними в картишки. Его мало заботило, что он выглядит при этом таким же «свойским парнем», как окружающие.

О нем почти ничего не знали, разве только то, что жил он один. Когда то, в пятидесятых годах, он был женат, но никто не мог сказать, почему жена уехала от него всего через несколько недель после свадьбы. Говорили, что он вроде бы познакомился с ней через газетное брачное объявление, что они долго переписывались перед тем, как встретиться. Может, это и стало причиной неудачного брака? Может, Гурвек был из тех, чьи пламенные признания женщине приятно читать и ради которых она способна очертя голову выйти замуж, а потом обнаруживает, что за красивыми словами скрывается унылая действительность? Злые языки утверждали, что жена так скоропалительно бросила супруга из за его импотенции. Вероятность этой гипотезы весьма сомнительна, но когда люди сталкиваются со сложной психологической загадкой, они предпочитают примитивные, вульгарные объяснения. Как бы то ни было, этот любовный эпизод навсегда остался тайной для всех.

После отъезда жены у него, насколько известно, были только мимолетные связи с женщинами, да и детей он так и не нажил. Трудно сказать, что представляла собой его сексуальная жизнь. Можно было бы вообразить его в роли любовника покинутых женщин, типа современной Эммы Бовари. Не исключено, что кто нибудь из них и впрямь искал между библиотечными полками чего то большего, нежели утоления романтических грез. Рядом с этим человеком, умевшим слушать – ибо он умел читать, – можно было бы спасаться от тоскливой будничной жизни. Однако никаких доказательств этого не существует. Неоспоримо одно: энтузиазм Гурвека, его страстная любовь к своей библиотеке никогда не угасали. Каждого посетителя он встречал как почетного гостя, стараясь вникнуть в его пожелания и проложить через предлагаемые книги дорогу к его сердцу. Проблема, по его словам, состояла не в том, любит или не любит человек читать, а в том, как научиться отыскивать себе подходящую книгу. Любой из нас может полюбить чтение – при условии, что человеку попадется в руки хороший роман, который ему понравится, найдет отклик в его душе, останется с ним навсегда. И Гурвек, желая достичь этой цели, разработал собственную методику, казавшуюся на первый взгляд почти мистической: внимательно изучая внешность посетителя, он мог точно угадать, какая книга ему нужна.

Неугасимая энергия, которую Гурвек вкладывал в жизнедеятельность своей библиотеки, побудила его увеличить ее фонды. Он расценивал это как важную победу, словно книги составляли редеющую армию, и любой акт, мешавший их неизбежному исчезновению с полок, являл собой маленький триумф. Мэрия Крозона пошла даже на то, чтобы учредить должность помощника библиотекаря, и Гурвек дал объявление: «Требуется…» Он любил заказывать по списку новые книги, расставлять их по полкам согласно своей системе и заниматься прочими необходимыми делами, но мысль о принятии решения, касающегося живого существа, приводила его в ужас.