— Ты его утешила. Ты же не знала, что так все кончится. Ты тоже надеялась на лучшее. — Ева откинулась назад. — Я рада, что ты его поддерживала. Сандра тоже будет тебе благодарна, когда боль поутихнет. Она знает, как он тебя любил и как ты его всегда опекала.

— Мне иногда кажется, что это его раздражало. Вчера, когда я за ним пришла, он сказал что-то… Майк никогда не мог похвастать уверенностью в себе, а я с ним порой была крута.

— В девяноста процентах случаев ты с ним была добра. Так что перестань себя изводить этими предположениями. Нельзя вечно выходить из игры победителем. Лучше думай о чем-нибудь хорошем.

— В данный момент ничего хорошего в голову не приходит. Никак не могу забыть этого подонка, что стрелял в Майка. Наверное, это я виновата. Когда на нас напали, я действовала инстинктивно. Если бы не стала сопротивляться, он бы нас обчистил — и все. Майк меня потом спросил, почему я сразу не отдала деньги. Но он и не требовал денег! Правда, я ему и рта раскрыть не дала.

— Ты говорила, что второй крикнул что-то вроде «она нужна нам живой». Значит, это не было ограблением.

— Да, точно. Ты права. Я что-то плохо соображаю. — Джейн отодвинула стул и встала. — Может, Мэннинг прав — это была попытка изнасилования или похищения. — Она направилась к двери. — Поеду в общежитие собираться. Увидимся утром. Позвони, если буду нужна.

— Сейчас мне от тебя нужно одно — чтобы ты вспоминала только то хорошее, что у вас было с Майком.

— Постараюсь. — Джейн задержалась в дверях. — Знаешь, что я чаще всего вспоминаю? Как в детстве Майк убежал из дома и прятался в каком-то переулке в нескольких кварталах. Мать у него была проституткой, а как ему доставалось от отца, когда тот бывал дома, рассказывать не надо. Я тогда носила ему еду и ночевала на улице, чтобы составить ему компанию. Ему было всего шесть лет, он боялся быть ночью один. Он вообще был из пугливых. Но со мной ему было легче, я ему сказки рассказывала… — У Джейн опять ком встал в горле. — И он засыпал. — Она распахнула дверь. — И вот теперь уже никогда не проснется.

— Тревор, ты не можешь ехать! — категорически объявил Венабл. — Ты даже не знаешь, был ли это Грозак.

— Это был Грозак.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Я твоего разрешения не спрашиваю, Венабл. Я только сказал, что тебе надо делать, и сообщил, что появилась проблема. Если я сочту нужным, то я поеду.

— Куда важнее то, что ты делаешь здесь. Зачем срываться наудачу? Мне иногда кажется, что Сэбот прав и Грозаку все равно ничего не удастся. Он мерзавец, но мелкая сошка.

— Я тебе уже говорил, что, по моему убеждению, здесь замешан Томас Рейли. А это в корне меняет дело.

— Ты опираешься на одну дедукцию. Это бездоказательно. А девушка сейчас на втором плане. Ты не можешь ставить под угрозу…

— Занимайся своим делом! Я сам решу, кто на каком плане. — Тревор положил трубку.

С этим Венаблом каши не сваришь. Лучше было вообще не говорить ему о Джейн. Но нельзя. В такой деликатной операции оставлять любого из участников в неведении опасно, если не сказать — смертельно. Даже если бы он не решил бросить все и ехать, Венабл все равно должен был бы его прикрывать.

Он встал и направился по коридору к Марио. Тот уже лег спать, Тревор пересек комнату и остановился перед изображением Циры. В окно лился лунный свет и падал на бюст. Он мог смотреть на нее без конца. Высокие скулы, брови вразлет — есть что-то общее с Одри Хепберн, — изящный изгиб чувственного рта.