Наталья Введенская-старшая, перестав икать, сбивчиво, то и дело дергаясь, точно снова потеряв разум, принялась объяснять, что вот, ждала Соню к трем, а ее нет.

— Полчетвертого — нет, четыре — нет, полпятого — нет, — говорила она, зачем-то загибая пальцы. — В красном пальтишке была…

— Наташа, — снова подала голос Сергеевна, — возьми Мишутку, сейчас расплачется.

Наталья переполошилась еще более — хотя казалось бы, куда еще более:

— Ни-ни, упаси боже!

Воровато перекрестив племянника (который, к слову, и не думал просыпаться, почивал сном праведника), она убежала в коридор, было слышно, как она сама уже шикает на разошедшихся, галдящих теток.

Катерина плотно прикрыла дверь.

— Сергей Палыч, что делать будем?

— Думаю. Раньше Соня задерживалась?

Она всплеснула руками:

— Что вы! Да постоянно! Переходный возраст, от горшка к нужнику! Гонор полез этот, фамильный, Введенский: не тронь, мать, сама все знаю.

— Вы ее из школы…

Катя по старой памяти прервала вопрос ответом:

— Да встречали! Да недолго! Та такую куриную истерику закатила, в голос: не смей так больше делать, сбегу! Дура Наталья уступила, а та наседать стала — нарочно опаздывает, сперва на четверть часа, потом на двадцать минут, а там и больше.

— Не мудри, прям специально… дите ведь.

— Вам бы такое дите! — посулила Катя. — Сергей Палыч, дрянь же мелкая!

— И Наташка с ней. Где могут быть, как полагаешь?

— Если с Наташкой, то точно в город не могли уехать…

Акимов ужаснулся:

— Что, и такое было?!

— Было! Задумали, заразы, метро изучать, на трамвае покататься — поглядеть, где у трамвая конечная остановка! А у этого трамвая круговой маршрут… Хорошо, милиционер попался бдительный — отконвоировал до дому, ох и досталось Наталье!

— Да помню, — заверил Сергей.

— Скорее всего, потащились в парк, — предположила Катерина.

— Почему туда?

— Так на вечерний сеанс пробраться, там картину для взрослых показывают.

— Ну так айда в «Родину»? — спросил Акимов, потянувшись к плащу.

Тут простучали по коридору знакомые каблучки, послышался взволнованный голос Веры, и вошла она сама. Сергей совершенно глупо дернулся, чтобы развернуть букет, он же так и стоял, упакованный в главковскую многотиражку, с которой глупо ухмылялись бравые коллеги-муровцы. Дернулся, но вовремя притормозил, сообразил, что не надо суетиться — будет лишь хуже.

Что она могла слышать из коридора? «…Картину для взрослых дают», «Айда в “Родину”?». Как по-идиотски все выходит.

По лицу Веры трудно что-либо прочитать. Она, стоя на пороге собственной комнаты, не торопилась входить, как бы подчеркивая: не помешала ли? И лишь с невинным вопросом переводила глаза с мужа на гостью. Вера женщина мудрая, с немалым чувством собственного достоинства, ни слова не произнесла, лишь взгляд потемнел и стал таким, что Сергей, подавив вздох, начал тихо, устало:

— Верочка…

Екатерина же Сергеевна, осознав смысл происходящего, ничего не сказала, но как-то по-особенному скривила рот, юмористически подняла брови, чуть заметно подбоченилась… что за бабы эти женщины. Умеют из ничего нагнать жуткую атмосферу.

И тут, весьма кстати, появилась Ольга, легкая, как эфир, спокойная, румяная после улицы. Впорхнула, повесила плащик, поцеловала маму, втерлась между ней и отчимом, предложила отменно вежливо, звонким пионерским голосом:

— Поступило предложение: присесть за стол и чего-нибудь съесть.