— Это фантастика! — вскричал Кубусь.

— Феноменально! — захлопала в ладоши Гипця.

Мужчины за столиком удивленно взглянули на юных сыщиков, будто только сейчас их заметили. Толусь Поэт послал им одну из самых обворожительных своих улыбок.

— Ах вы, сорванцы этакие! Вы тоже способствовали пополнению сокровищ польской культуры. Музей обязан выразить вам особую благодарность, а может, и выдать вознаграждение!

Кубусь слегка надулся от важности, будто собирался принимать поздравления.

— Вознаграждений мы не принимаем, — объявил он вполне серьезно. — Мы — детективы-джентльмены и работаем бесплатно.

— Браво! — засмеялся дед Куфель.

— Блаво! Блаво! — хлопнул пару раз в ладоши Усик. — Вы даже не знаете, что всклыли еще одну афелу.

— С рулонами и пустым пианино! — вскричал взволнованный Кубусь.

— Точно! — подтвердил Толусь Поэт. — Оказалось, в этих рулонах была кожа…

— Кожа?.. — прошептали юные детективы, разочарованно глядя на Толуся, который громко рассмеялся.

— Вам не нравится, что там была обычная кожа? Вам хотелось, чтоб это были таинственные сокровища? Понимаю, я тоже когда-то мечтал о сокровищах… Но должен сказать вам, что это была одна из самых крупных афер с кожей. Миллионная афера… Благодаря вам полиция разоблачила всю эту шайку…

— Во главе которой стоял Фредек Спортсмен, — закончила за Толуся Гипця.

— Нет. Фредек, Толстяк и их сообщники были мелкой рыбешкой. Они перевозили кожу с кожевенного завода в «Клен», а оттуда в притон. Во главе шайки были рыбы покрупнее.

— Миллионная афера, — с недоверием в голосе повторил Кубусь. — Гипця! — повернулся он к девочке. — Представляешь, кого мы выследили?

— Ты забыл о Ленивце, — заметила девочка и затряслась от смеха. — Это страшно смешно! Ленивца перевозили в ящике вместо рулона с кожей!

На этот раз никто не мог удержаться от смеха. Смеялись от души, заразительно. Дед Куфель держался руками за живот, у Повальского комично шевелились усики, а у Толуся по впалым щекам скатывались крупные слезинки.

Первым овладел собой Повальский. Поднявшись со стула, он пригладил ладонью смявшиеся лацканы и, подправив пальцем усики, необычайно вежливо поклонился.

— Плошу извинить. Мне с вами очень плиятно, но я должен поплощаться. Сегодня я уезжаю…

— Сегодня? — Дед Куфель с сомнением покачал головой. — Пан так спешит?

— У меня важные дела… В Сан-Фланциско.

— В Сан-Франциско? Ну что же… — Дед Куфель откашлялся. — Удачи пану в Сан-Франциско, а здесь пан провалил дело…

Повальский недовольно поморщился, но усилием воли заставил себя улыбнуться и почти весело произнес:

— Это пустяки.

Затем он повернулся и ушел. Все молча глядели ему вслед.

— Я тоже пошел домой, — проронил Толусь Поэт. — Нужно немного почитать. — Вскинув руку, он описал ею в воздухе круг, словно желая слить воедино белые облака и шныряющих в небе ласточек с шуршащей листвой берез и калин. Худое лицо его озарилось светом, в глазах появился блеск, а губы сложились в улыбку. — Да, — со вздохом произнес Толусь, — все на свете тлен и мишура в сравнении с прекрасной поэзией!

— А что ты теперь будешь делать, Толусь? — спросил дед Куфель, трезво оценив ситуацию.

— Я? — переспросил Толусь.