Надежда обернулась и увидела румяную женщину лет сорока или около того, в длинной цветастой турецкой юбке и зеленой трикотажной кофте, обтягивающей внушительный бюст. Судя по всему, эта особа приоделась по случаю приезда Николая Ивановича, который умывался возле второго входа в дом, плеская на себя воду из умывальника и радостно фыркая.

– Я Люся вообще-то, – сообщила женщина. – Это я за ней приглядывала, да, видишь, ногу сломала…

Только сейчас Надежда разглядела, что ее собеседница опирается на металлический костылик, а из-под юбки выглядывает запеленутая в гипс нога. Собственно, стало понятно и назначение такой длинной юбки – она прикрывала следы временного увечья.

Надежда поймала выразительный взгляд Люськи, брошенный на мужчину возле умывальника, и все поняла. Да и что тут хитрого-то, все ясно…

– Так-то я хожу нормально, но со старухой управляться не могу, – с сожалением сообщила Люся, которая, видимо, лишилась дополнительного заработка. – Если чего понадобится, ты у меня спрашивай. Помогу по-соседски…

Тут ее окликнул Николай Иванович, и Люся, несмотря на перелом, упорхнула удивительно проворно.

А Надежда Николаевна поднялась на крыльцо, с облегчением поставила на пол сумку и пригляделась к старухе.

Аглая Васильевна явно знала лучшие дни.

Она была одета в аккуратную темно-синюю кофту, на лацкане которой блестел какой-то памятный значок. Тяжелые морщинистые руки лежали на подлокотниках кресла так, словно это был королевский трон. Седые волосы коротко подстрижены, сбоку в них была воткнута старомодная черепаховая гребенка.

– Давай чай пить, Клавочка! – объявила старуха и величественным жестом указала на свободный стул.

– Наверное, его сначала нужно приготовить, – предположила Надежда, – где у вас чайник?

– Чайник? – Старуха удивленно захлопала глазами. – И правда, где же у меня чайник?

Второй дом был окружен высокими густыми кустами, из-за которых едва проглядывала темная, крытая ржавым железом крыша с мрачной кирпичной трубой да виднелось одно подслеповатое окошко. От этого дома веяло каким-то мраком и унынием, так по крайней мере показалось Надежде. А еще ей показалось, что в том единственном окне, которое выглядывало сквозь разросшиеся кусты, мелькнуло мужское лицо – такое же мрачное, как сам дом.

И наконец, в том доме, где предстояло провести какое-то время Надежде, в доме с зелеными ставнями, поделенном на две половины, жили Аглая Васильевна и Люська – бедовая бабенка, как сейчас говорят, без определенных занятий, а также Люськин песик непонятной породы по имени Шарик. Люська была внешне ничего себе, только глаза уж слишком блестели по вечерам. К Люське довольно часто захаживал участковый Николай Иванович, за два дня Надежда видела его едва ли не пять раз.

Старуха Аглая Васильевна вблизи оказалась не так страшна. Лет ей было ни много ни мало, как восемьдесят восемь (Надежда нашла в ящике стола потрепанный паспорт), и, конечно, для такого возраста физически она была еще ничего себе. Вот только с головой… Старуха постоянно путала имена и события, Надежду упорно именовала Клавой, внучатого племянника Митю вообще не помнила. Но очень обрадовалась его гостинцам – в сумке были шоколадные конфеты, сдобное рассыпчатое печенье и мягкий сыр.

Иногда у старухи бывали временные просветления – так, к примеру, она сделала строгий выговор Надежде за то, что та забыла на минуту сковородку на огне и вся изба провоняла горелым маслом. В остальном Аглая Васильевна была доброжелательна и некапризна – ела, что приготовит Надежда, пила удивительно много крепкого чая и самостоятельно занималась собственным туалетом, что, согласитесь, дело немаловажное.