- Все понятно, Ефим Антонович. Теперь и дело получает новое освещение.

- Безусловно. И Сухорослов становится на свое место. Казалось бы, зачем ему завещание? Он только пешка, действующая по чужой указке. По своим моральным данным Сухорослов - находка для врага. А кому нужно завещание догадаться нетрудно, ведь в нем содержатся какие-то ценные данные о Сибири и бывших русских владениях на Аляске.

- Что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни лет?

- На это может быть один ответ: только недавно в егудинских материалах там, за рубежом, были обнаружены сведения о существовании такого завещания и его содержании. Данные, надо полагать, не утратили значения до сих пор. Игра стоит свеч, средствами решили не стесняться. Дело, как видите, далеко перерастает рамки простой уголовщины и принимает политический характер. Но тут уже не наше поле деятельности и надобно информировать органы безопасности. Я сегодня доложу генералу. Но вы ни в коем случае не демобилизуйтесь, продолжайте свое, время терять нельзя. Съездите еще раз в музей, разузнайте возможно подробнее о завещании.

7. Первое свидание

В музее никто ничего не знал о завещании; такой документ ни по каким инвентарным книгам не значился. Однако к помощи историков прибегать не пришлось. Чернобровину позвонили из клиники и сообщили, что Ковальчук окончательно пришла в себя и к ней может быть допущен следователь, но только на очень короткое время. Захватив снимок последнего листа рукописи, Чернобровин помчался в больницу.

Зинаида Васильевна лежала в отдельной маленькой палате. Теперь, когда лицо Ковальчук не было залито кровью, она была очень привлекательна, даже в рамке бинтов. На нежные щеки уже возвращался румянец, особенно хороши были глаза - большие, серые, с длинными ресницами.

"Хороша, как божий день!" - подумал Чернобровин.

Ковальчук, заметив под халатом форменный китель, спросила тихо:

- Вы из органов?

Голос был грудной, мягкий.

- Да, - сказал старший лейтенант, садясь к изголовью.

- Вас, вероятно, прежде всего, интересует, кто был ночным посетителем музея?

- Мы уже знаем это, - ответил старший лейтенант.

Она удивленно подняла брови:

- Он задержан?

- Пока нет. А что вы могли бы оказать о нем? Ковальчук на миг задумалась.

- Мне мало приходилось сталкиваться с ним по работе.

- Что он представлял собой как человек? Как художник?

- Ну, какой же он художник. Это чересчур громко. Так, кое-каких верхов нахватался, вообще - малокультурный тип. Зато с замашками стиляги и с какими-то комичными претензиями на оригинальность.

- Вам не приходилось встречать его после увольнения из музея?

- Как-то в выходной день случайно увидела его на рынке. Он продавал стенные коврики собственного изделия, знаете, такие - с красавицами, розовыми лошадьми и лебедями...

- Да-а-а, - задумчиво протянул Чернобровин. - "Оригинальная" личность. Докатился...

Ковальчук вздрогнула:

- Право, мне не только говорить, но и вспоминать о нем не хотелось бы...

- Извините, Зинаида Васильевна. Оставим Сухорослова, сейчас важно другое. Прошу не обижаться, но нам пришлось побывать в вашей комнате и познакомиться с вашей рукописью, этого требовал ход следствия. Вы в ту ночь сидели над своей работой, потом спустились в зал, оставив недописанную страницу. Так?

- Да.