И не было в ту минуту в звене ни одного мальчишки, которого не увлекла бы идея осушить болото…

…Телегу разгрузили на берегу Болотнянки. Сёма завернул Соколика и поехал назад.

— Быстрей возвращайся! — крикнула вдогонку Катя. — Без тебя обедать не начнём!

Пока женщины хлопотали у костра, дед Евсей обучал мальчишек ходить по мху на лыжах. Наука не сложная, а для тех, кто зимой катался на лыжах, и вовсе простая. Требовалось не скользить по мху, а шагать, следить, чтобы лыжи опускались на поверхность болота всей плоскостью.

Дед Евсей тряхнул стариной: он довольно бойко шлёпал по болоту.

— Лыжи — лыжами! — покрикивал он. — А главное — ноги! Как с берега сошёл, так считай, что отдыха не будет до островины! Хоть тысячу верст, а иди без остановки! Не терпит болото стоячих. Зазеваешься, хап — и проглотит!

Когда обед уже доваривался на слабом огне костра, курсы деда Евсея прошли и женщины.

После обеда дед Евсей дал команду разобрать груз и двигаться дальше. Гора вещей пугала своими размерами. Но когда распределили их, на земле не осталось ничего, и ноша у каждого была посильной.

Добрались до камня-следовика. Пасечник не разрешил долго рассматривать большие растопыренные пальцы. Безопасное кольцо уплотнившегося вокруг камня мха было узкое — всем не поместиться.

— Не задерживайся! — покрикивал старик. — Не скапливайся!.. Придёте налегке — насмотритесь!

Переход по болоту до первой островины отнял много сил. Мальчишки не сразу приступили к оборудованию лагеря.

Дед Евсей зарядил ружьё и повёл ребят вверх по лесистому склону. Лес был лиственный, и только на вершине островины росли три высокие ели — вилка Димы Большакова.

— А на том склоне — дубы, — вспомнил пасечник. — Из-за них кабаны на островину повадились — желудями лакомятся.

Под стройными мачтовыми елями ребята обнаружили обвалившийся блиндаж и подковообразные пулемётные ячейки. Отсюда, с высоты, тропа просматривалась до самого берега. Здесь два пулемётчика могли отразить атаку целого батальона.

В другую сторону видимость была тоже отличная. Внизу лежало нехоженое болото. Ни одна тропа не нарушала унылого однообразия мхов. Виднелись три островины: две справа поближе, а левая — далеко.

— На правых я бывал, — сказал пасечник. — Вдвоём с Димкой. А на ту и с ним не хаживал…

— А тропка туда есть? — спросил Вовка.

— Никакой тропы и тогда не было, — ответил старик. — Не ходили туда ни люди, ни звери. Мы шли сначала вроде к этой — левой островине… А где-то посерёдке шест из мха торчал… Около него сворачивали к правым островинам. Вёл-то Дима, а я больше сзади. По его следу и топал. Тут в сторону ни-ни! Есть такие зыбуны, что и на лыжах в тартарары провалишься…

— Дедушка, может, ты припомнишь какое-нибудь дерево с большим наростом? — сказал Санька. — Как найдём это дерево, так и дорогу на островины отыщем!

Старик недоуменно покосился на Саньку.

— Чего там в прятки играть! — произнёс Мишук. — Надо доложить нашему командиру обо всём!

И Санька, помявшись, рассказал деду Евсею о знаках Димы Большакова и о своей вылазке на болото. Но это не помогло. Пасечник никакого дерева с кольцевым наростом не видывал и ни от кого не слышал, что белоус растёт вдоль болотных троп. Старик знал луговой белоус — растение со щетинками и маленькими колосьями.

Мальчишки заспорили, про какой белоус писал Пришвин.