Клим Кириллович очень надеялся, что аркадийские донжуаны и донны Лауры не забредут в утренний час в Строгановский сад. Беспокоило его и присутствие в автомобиле собаки, сидевшей между Брунгильдои и Мурой, – зачем ее взяли в экипаж? Необходимость в ней отпала, толпы наглых газетчиков не осаждают дачу Муромцевых, Бог миловал, так почему бы не отпустить собаку на волю? Жила ведь она самостоятельно до встречи с Мурой, не умирала с голоду, пропитание себе находила, даже подвиг совершила. А теперь сидит чуть ли не на привязи, бегает за Мурой, как за настоящей хозяйкой. Жалко и Муру, и собаку, обе обречены на неминуемую разлуку. Но не брать же существо с таким чудовищным экстерьером в Петербург на зиму. А существо беспокойно переводило преданные круглые карие глаза с Муры на Брунгильду.

Да, приручить животное легко, а как его потом выгнать из дома на улицу? Размышляла о Пузике и Брунгильда, косясь взглядом на сидящего внизу пса. Мотор качало из стороны в сторону, и она испытывала неловкость, когда собачий бок касался ее ноги, выглядывающей из-под края расшитой сутажом юбки. Она выбрала для поездки цивильный костюм модного серо-лавандового цвета с коротким жакетом «болеро», надела легчайшую муслиновую блузку того же тона. Теперь ей казалось, что собачий запах будет не отмыть с кожи, не отстирать с подола. Ей хотелось, чтобы дорога быстрее закончилась и они смогли выйти из мотора. Ее слегка подташнивало, вокруг экипажа свистел ветер, он ударял по лицу, и Брунгильда всерьез опасалась за свою новую-соломенную шляпку с гирляндой из лаванды.

Они уже подъезжали к городу, позади остались низкие лахтинские болота с их унылыми, даже в солнечный день, блеклыми желто-коричневыми камышами и кочками. Неожиданно вспархивающие птицы заставляли Пузика вздрагивать и беспокойно вытягивать шею.

Они проехали Новодеревенскую набережную – изредка показывались пестро закутанные цыганки, почти всегда с младенцами за спиной, – впрочем, в ранний час прохожих почти не было. Около Приморского вокзала, недалеко от конечной цели маршрута, пришлось постоять некоторое время: прибыл очередной пароход из города, и немногочисленные пассажиры; переходили с пристани на вокзал – за ними внимательно и молча следил Пузик.

Наконец добрались и до Строгановского сада – мотор остановился, и все его пассажиры ступили на твердую землю, ощущая легкое головокружение, то ли от тряски, то ли от неприятных запахов резины и бензина.

Граф повел своих спутников под густолиственные сени столетних берез и лип, оставшихся от обширного сада графа Строганова. Ускоряя шаг, Рене уверенно двигался по извилистым дорожкам. Они перебрались через небольшой канал по изящному дощатому мостику, обогнули маленький островок, в виде холмика, увенчанный рестораном «Горка» – на его открытой террасе еще никого не было. Они миновали темные своды аллей, в одной из которых маячила внушительная фигура городового, во всем блеске украшающих ее блях. Рене стремительно вел свою компанию в самую запущенную часть сада, оставляя в стороне ветхий каменный павильон с облупившейся штукатуркой – перед ним стояли огромные мраморные статуи Геркулес? Флора? Мура на обратном пути рассчитывала выяснить это точно.

Под предводительством графа его спутники обогнули небольшую березовую рощицу и вышли на открытое пространство – левой своей частью оно полого спускалось к пруду, наполовину заросшему светло-зеленой ряской. Справа же, в отдалении, на небольшом взгорке виднелся высокий забор. Возле него стояли два человека – разглядеть их было трудно, вдобавок они заметили приближение посетителей, и один из мужчин тут же повернулся и торопливо пошел в противоположную сторону.