Зоолог не мог оставаться спокойно на месте. Ему нужно было что-то делать, куда-то спешить, бежать, искать… Это безделье, эта мертвая тишина, полное отсутствие каких бы то ни было признаков движения корабля действовали на него угнетающе.

    – Павлик! Павлик! Говорит «Пионер»… Говорит «Пионер». Отвечай, Павлик!

    – Пятьдесят минут, Александр Леонидович, – взглянул на часы зоолог. – Сколько мы прошли по прямой?

    – Пятьдесят одну милю, Лорд.

    – И ничего не видно… Ничего не видно… – вздохнул зоолог, возобновляя хождение по каюте.

    Но через секунду он резко остановился:

    – Капитан, что вы думаете делать, если, пройдя еще пятнадцать, двадцать, наконец тридцать миль, мы не найдем этого кашалота?

    Капитан поднял голову и молча посмотрел на зоолога. Потом ответил:

    – Я обшарю ближайший участок океана, но найду этого зверя. Мне нужно убедиться, на нем мальчик или нет… Если только он не сорвался с кашалота…

    Он помолчал и добавил:

    – Одного я понять не могу: почему он не пускает в ход оружие? Ведь с ним ультразвуковой пистолет и электрические перчатки. Он ведь научился отлично пользоваться ими. В чем же дело? Может быть, он ранен…

    Зоолог стоял на месте, опустив голову. Каждое слово капитана как будто обрывало какую-то ниточку в его сердце. Ах, Павлик, Павлик… Такой славный, такой хороший мальчик!

    – Отвечай, Павлик! Отвечай, Павлик! Говорит «Пионер»… Говорит «Пи…»

    Из радиорубки послышался вдруг грохот опрокинутого стула, тоскливый голос Плетнева оборвался на полуслове, на мгновение перешел в какое-то неразборчивое бормотание, икоту, и внезапно радист разразился отчаянным криком:

    – Говори, Павлик! Я слышу! Я слышу!.. Идите сюда! Сюда! Он говорит!.. Где ты, Павлик? Где ты? Говори, я слышу!

    Сломя голову все, кроме вахтенного начальника, бросились из центрального поста в радиорубку.

    Глава XIII

    На спине кашалота

    Открыв глаза, Павлик увидел ту же черноту, что и с закрытыми глазами.

    Сила, прижимавшая Павлика книзу, немного ослабела, и он с трудом приподнял голову. Какой-то тяжелый черный занавес частыми рывками бил и неслышно хлестал по передней стенке шлема, голова вместе со шлемом моталась вперед и назад, порой больно ударяясь внутри него.

    Струя воды мягко, но сильно нажимала на грудь и голову, отбрасывала назад свободно висевшие ноги, старалась сорвать с места, сбросить в черную бездну. Под Павликом ритмично покачивалась какая-то огромная скользкая масса, возле которой он держался непонятным образом, будто приклеенный.

    Вдруг все стало ясным: он на кашалоте… Несется в пространство на взбешенном гиганте, который одним ударом могучего хвоста может превратить его в порошок, даже не разбивая скафандра…

    Ужас охватил Павлика; казалось, что опять уходит сознание. В отчаянии он приник головой и грудью к телу зверя. Нажим и порывистые удары встречной струи стали слабее за его крутым боком. Из груди мальчика вырвался стон, но первый же звук в гулком шлеме отрезвил его.

    Он закусил губу. Мелькнула мысль: может быть, радио действует и кто-нибудь услышит его? В самом деле: может быть, действует радио? Может быть, оно само по себе исправилось? И в тот же миг из его горла вырвался громкий крик– вопль надежды и отчаяния:

    – Виктор Абрамович! «Пионер»! Слушай, «Пионер»! Это я! Павлик! Спасите! Помогите!

    С дрожащими губами Павлик напряженно прислушивался, стремясь уловить хотя бы слабый отклик.