— Значит, Горби был прав, — увлеченно подхватил Калтон. — Уайта убил тот, для кого эти бумаги представляли ценность!

— А вы сомневались? И человеком этим был…

— Только не Марк Фретлби! — взорвался Калтон. — Ведь это не он, правда?

Брайан покачал головой.

— Это был Марк Фретлби.

На несколько мгновений повисла тяжелая тишина: Калтон был слишком потрясен, чтобы говорить.

— Когда вы об этом узнали? — наконец произнес он.

— Когда вы в первый раз пришли ко мне в тюрьму, — ответил Брайан. — До того времени я ни о чем не догадывался, но когда вы сказали, что Уайта убили из-за каких-то бумаг, я, точно зная, что это были за бумаги и для кого они представляли ценность, тут же догадался, что Марк Фретлби убил Уайта, чтобы завладеть ими и сохранить свою тайну.

— Наверняка так и было, — вздохнул адвокат. — Вот почему Фретлби хотел, чтобы Мадж вышла за Уайта, — ее рука была платой за молчание. Когда он отменил договор, Уайт пригрозил ему разоблачением. Я помню, что вечером перед убийством он был очень возбужден, когда выходил из дома. Наверное, Фретлби проследил за Уайтом до города, сел с ним в кэб, а потом, убив хлороформом, забрал свидетельство о браке из его потайного кармана и скрылся.

Брайан поднялся из кресла и нервно прошелся по комнате.

— Теперь вы понимаете, в каком аду я жил последние несколько месяцев, — сказал он. — Я был вынужден сидеть с ним за одним столом, есть вместе с ним и пить вместе с ним, зная, что он убийца, а Мадж… Мадж его дочь!

Тут раздался стук в дверь. Вошла миссис Сэмпсон и протянула Брайану телеграмму. Как только домохозяйка вышла, он вскрыл послание и пробежал его глазами. Возглас ужаса сорвался с его уст, а листок, трепеща, полетел к его ногам.

Калтон стремительно развернулся на крик и, увидев, что Фицджеральд, белый как мел, повалился в кресло, поднял телеграмму и прочитал. Когда он сделал это, лицо его сделалось таким же бледным и ошеломленным, как у Брайана. Подняв руку, он значительно, даже торжественно произнес:

— Такова воля божья!

ГЛАВА 30

Немезида

Согласно древним грекам, боги играют людьми. Боги, восседающие на недостижимом Олимпе, наполняют сердца смертных недобрыми желаниями, а когда недобрые помыслы оборачиваются недобрыми поступками, забавляются, наблюдая за бесплодными попытками своих жертв избежать непреклонного божества, носящего имя Немезида, которое карает за проступки. Несомненно, для богов это было неплохим развлечением, но вряд ли так считали люди. Но они были отомщены. Неотвратимая Немезида, которой прискучило изводить ничтожных смертных, которые рыдали и кричали, когда начинали понимать, что спасения нет, отвратила внимание от актеров, обратила его на зрителей и смела весь олимпийский пантеон. Она разбила их жертвенники, повергла в прах их статуи, а покончив с этим воинственным занятием, обнаружила, что, грубо говоря, выкопала себе яму, ибо сама превратилась в объект насмешек и неверия, и была вынуждена удалиться в ту же безвестность, в которую низвергла остальных богов. Но люди, обнаружив, что остались без козла отпущения, придумали новое божество, на которое стали возлагать вину за свои недостатки, и нарекли его судьбой. Поклонение судьбе до сих пор весьма распространено — в особенности среди лентяев и неудачников, которые отказываются менять свою жизнь на том основании, что любые движения бессмысленны, поскольку все в жизни предопределено судьбой.