Глава вторая

КОМАНДИР

В гарнизонном Доме офицеров вдовам выдавали фотографии. Они брали их осторожно, даже несколько боязливо и тут же начинали всматриваться, ища своего, самого родного и единственного. Они брали фотографии, как самое дорогое, что осталось теперь у них от той, теперь уже такой далекой и совершенно иной жизни. На снимках их мужья, гордые и красивые, в тужурках с золотыми погонами и при кортиках, стояли в парадном строю на палубе своего подводного крейсера в День Военно-Морского Флота. То был снимок с последнего дня ВМФ. Именно так, все вместе, плечом к плечу, именно с этой палубы шагнули они в вечность спустя каких-то полтора месяца…

Каким он был, экипаж «Курска»? Какими были те, кто теперь уже навсегда останется в нашей памяти молодыми, те, кого объединял флот, корабль, служение Родине… и общая страшная судьба?

Металлическая дверь открылась с таким звуком, как открывается кремальера, и мы оказались в казарме атомного ракетного подводного крейсера «Курск». Отсюда экипаж ушел в свой последний поход. Входящих в казарму корабля встречает плакат «Гордись службой на АПРК «КУРСК». По опустевшей казарме меня водит чудом оставшийся в живых боцман «Курска» мичман Николай Алексеевич Мизяк. Ряды матросских коек с аккуратно заправленными-одеялами. Поверх одеял аккуратно сложенные тельняшки и бескозырки сверху. Ряды и ряды бескозырок… Вот комната отдыха, умывальник, теннисный стол, гимнастические тренажеры и библиотека — подарок шефов из Курска. Стенд с описанием православных праздников, схемы приборок, организационные приказы. В свернутых рулонах стенные газеты с боевой службы. Николай Алексеевич открывает мне кабинеты. Мы не входим в них, а, словно боясь потревожить их покой, молча стоим на пороге. Этот командира… Этот — старшего помощника… Этот — заместителя по воспитательной работе… Этот — командиров дивизионов… Всюду какие-то бумаги на столах, какие-то вещи, одежда. Ощущение такое, что люди только что вышли и вот-вот вернутся обратно. От этого становится не по себе. Тишина казармы тревожит душу и давит на сердце.

В умывальнике личного состава разбитое зеркало. Боцман смотрит на него и хмурится.

— Два месяца назад разбили! — говорит затем, смотря куда-то в сторону. — Я еще тогда подумал, что не к добру это!

В комнате отдыха огромный стенд, посвященный погибшему «Комсомольцу», с фотографиями всех тех, кто тогда не вернулся с моря. В коридоре во всю стену персональный флаг «Курска», некогда врученный командиру губернатором Курской области: Андреевский стяг с гербом Курска в перекрестии креста, на лазоревом щите три золотых соловья. Рядом славянской вязью знаменитая фраза из «Слова о полку Игореве»: «Мои-то куряне опытные воины, под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены…»

Мы разговариваем с боцманом. Но я все время ловлю себя на мысли, что находясь здесь, я как-то совсем по-иному начинаю осознавать для себя случившееся. Ведь именно здесь жили герои моего печального повествования.

Любой корабль начинается с командира, а потому, говоря об экипаже «Курска», надо прежде всего сказать о его командире Геннадии Петровиче Лячине. Средства массовой информации ни обошли его своим вниманием. Однако, сколько бы ни писали о каком-либо человеке, всегда найдутся черты, о которых еще не сказано.

Не все в службе Геннадия Лячина складывалось просто. Он был уже опытным командиром ракетной дизельной подводной лодки, когда началось очередное реформирование, и его корабль приговорили к списанию. Перед командиром встал вопрос: что делать дальше? Разумеется, можно было бы уйти на какую-нибудь береговую должность, но он хотел плавать, а потому пошел старшим помощником в экипаж к своему однокашнику по училищу.