У него так затряслась рука, что он поспешил ее опустить.
– Не хочется задавать неприятные вопросы, – учтиво промолвил Обри, – но ответьте как мужчина мужчине, начистоту: где это ничтожество Руперт?
Джордж Уильям Сейвил тоже улыбнулся. Он гордился своими великолепными зубами. Пригладив и без того гладкие, сияющие волосы, он поднес вышеозначенный предмет мужского туалета к свету.
– Лулу! – позвал он. – Я взываю к тебе! Не мои ли это брюки?
– Одному Богу известно! – ответила означенная особа, приподнявшись на локотке и с отвращением глядя на мужчин и на брюки. – Но и Он не скажет, – добавила она с неподражаемым фатализмом истинной кокни, после чего легла и закрыла глаза, которые заворожили бы даже рыцаря Галахада. – Выметайтесь, оба! Вот свиньи!
Убедившись, что вокруг дома ни души, Фелисити вылезла из окна своей спальни и вскоре была уже у ворот.
После пережитого прошлой ночью она боялась снова идти через лес, но кружной путь был слишком длинным, а страх уткнуться в запертые ворота поместья так силен, что она решила набраться храбрости и опять сунуться в лес. Войдя в калитку, Фелисити понеслась по лесной тропе.
Окна гостиной, как и библиотеки, выходили на лужайку. Она увидела пробивающийся сквозь шторы свет и, выбежав из-под деревьев, устремилась прямо на него. Приблизившись к дому, услышала непонятный треск, у нее упало сердце, в висках застучала кровь, голова закружилась, ноги подогнулись. В следующее мгновение свет погас, и мальчишеский голос Обри в страхе, нет, в ужасе крикнул:
– Прекратите, вы с ума сошли? Идиот!
Мать – спящая львица, что дремлет в любой из нас, даже в самых слабых и неказистых, – ожила у Фелисити в груди. Она кинулась к высоким окнам и стала с отчаянием стучать по стеклу.
– Кто здесь? – раздался голос Джима Редси.
Фелисити снова постучала, и кто-то внутри включил свет.
– Кто это? – спросили из-за шторы.
– Я! – ответила Фелисити, от волнения забыв представиться. – Впустите меня, скорее!
Лязг шпингалета – и Обри распахнул французское окно. В комнате оказался он один.
– Где Джим? – удивилась Фелисити.
Обри аккуратно закрыл окна и произнес:
– Ушел спать.
– На кого же ты только что кричал?
– Я?
– Не дурачься! Кто тебя обижал?
– Никто, милая. Я – роза Шарона и лилия долины, кто посмеет меня обидеть?
Фелисити нетерпеливо топнула ножкой.
– Озорница! – усмехнулся Обри и нагнулся за лопатой, лежавшей на треснувшей крышке журнального столика. – Полагаю, до тебя докатились слухи, сотрясающие деревню? – поинтересовался он.
– Про убийство? Обри, я прибежала к тебе именно из-за этого. Знаешь нашу свалку?
– Остатки средневековой Англии? Плюсквамперфект от слова «зловоние»! Стоит пройти мимо – и потом не знаешь, куда деваться от запаха. Как же мне ее не знать!
– Согласна, пора с ней что-то делать, – поморщилась Фелисити. – Но на сей раз она превзошла себя!
– Невероятно!
– Молчи и слушай. Мне приходится туда наведываться, потому что у Мэри Кейт Мэлони привычка выбрасывать еду, когда я ослабляю бдительность, а мы, между нами говоря, не можем себе позволить расточительность. Не говоря ни о чем другом, это просто нехорошо. И вот на самой свалке я нашла чемодан с инициалами Руперта Сетлея. Я почти уверена, что это тот самый чемодан, какой он одалживал отцу, когда мы ездили отдыхать в прошлом месяце. |