– Боярин Зорин я, сирота московский. Софонием в церкви нарекли.

– Сирота… – хмыкнул святой отец, однако посох опустил. Попробовал ладонью окровавленные губы, поморщился. – Безбожники окаянные!

– Пошли, братья, – позвал за собой друзей «московский сирота». – Струг наш ужо вниз поехал. Догонять надобно.

– Бояре, бояре! – встрепенулся, пользуясь затишьем, половой. – Гривенник с вас за все!

– Лови! – бросил ему пятиалтынный Басарга. – И векошников корзину к стругу принеси!

Побратимы отступили к гавани, в которой уже качался на воде их маленький корабль. Впрочем, никто из окруживших монаха каменщиков преследовать их не пытался. Слуга из харчевни принес на берег корзину с горячими пирогами.

– Это вам, – поднимаясь на борт, указал холопам на угощение Басарга. – Давай, Тришка, отчаливай!

Холоп кивнул, подхватил весло, оттолкнулся им от берега, перебежал на корму, несколько раз гребнул в сторону, разворачивая судно носом к протоке, уселся на край, гребнул вдоль борта, подгоняя струг вперед. Рулем Тришка-Платошка не пользовался – у рыбацкого сына и так получалось неплохо.

– Пойду-ка я покемарю, – довольно похлопал себя ладонью по животу боярин Булданин. – Наелся, напился, косточки размял. Самое время и поспать!

– Это верно, – согласился Тимофей. – Хоть немного повеселились после тоски-то в четырех стенах. Почаще надобно у трактиров останавливаться!

Тем не менее он вслед за товарищем нырнул обратно в «четыре стены», в крытую каюту струга. Софоний же, расстегнув пояс, положил его рядом, скинул сапоги и сел на борту, свесив ноги вниз. До воды ступнями он, однако, не доставал, довольствуясь свежестью встречного ветерка.

– Совсем ты нас бронею умучил, дружище, – вздохнул он. – Жарко же, Басарга! Может, скинем?

– Ныне, вишь, пригодилась, – кивнул в сторону удаляющегося волока боярин Леонтьев. – Может статься, и еще понадобится.

– Не знаю, – пожал плечами его побратим, пригладив пальцами тонкие усики и аккуратную острую бородку цвета спелой вишни. – Коли на Ветлуге нас никто не обгонял, так и вестей о нас передать некому. Откель засаде взяться?

– Так на путях торных не токмо иезуиты засады устраивают. Тут иной раз и обычные душегубы шалят.

– И то верно, – усмехнулся боярин. – О разбойниках обычных я как-то не помыслил.

Басарга тоже скинул сапоги, снял саблю, уселся рядом, тихо спросил:

– А ты чего, и вправду сирота?

– Подкидыш, – пожал плечами Софоний. – Младенцем у ворот Ивановского монастыря оставили. Монашки и приютили Христа ради. Говорят, симпатичным очень оказался, страсть как прихожанам нравился. Боярыня Карташева, едва увидела, столь умилилась, что постоянно на мое воспитание серебро жертвовала. Да и сейчас пару раз в год судьбой моей интересуется и кошель на расходы оставляет.

– Да? – В душе Басарги Леонтьева шевельнулось смутное подозрение, однако высказывать его он не стал, спросив вместо этого: – Как же ты тогда в бояре попал?

– Князь Воротынский по милости своей Зоринским углом пожаловал, – пожал плечами боярин Зорин. – Восемь дворов. Водовозы там обитают. Подати небольшие, ан платят исправно, жаловаться не могу. Четырнадцать годков мне было, когда Михайло Иванович меня там на дворе увидел. И так я ему приглянулся, что к себе решил забрать и тут же на обучение в обитель Костянскую отправил. Через два года князь Кураев за меня поручился, дабы новиком в реестр записали, боярин Шеин тогда же мне доходы с рядов торговых Неглинских подарил, а боярин Пижма долю свою от мельницы на Яузе.