Анник двигалась бесшумно. Сломанную мебель отодвинули к стенам, зато ужасный буфет не пострадал. Как на поле битвы, где самые отвратительные предметы оставались невредимыми. За фортепьяно никто уже больше не сядет. Одна согревающая мысль среди полного разрушения.

Через сколько таких разрушенных комнат она прошла? Она видела богатые дома вроде этого, разграбленные, с открытыми дверями, разбитыми окнами…

Да, окно. Решетки выглядели черными линиями на фоне серого тумана, освещенного уличными фонарями. Анник скользнула пальцами по мраморному подоконнику. Она видела, как сюда палили из ружей снова и снова. Вот, средний прут двигался в своем гнезде. Она согнет его, клетка откроется, и птица улетит.

Использовав метлу Фергюсона в качестве рычага, Анник попыталась отогнуть прут. Не вышло. Пыталась несколько раз, тяжело дыша от усилий. Свинец, крепивший железо в мраморе, крошился. Прут двигался.

Следующая попытка. Она уперлась ногами в стену, напрягла каждый мускул, всю силу воли. Прут с ужасной медлительностью согнулся.

Еще попытка. Это было не первое в ее жизни препятствие, которое она преодолела. Как и многие другие, оно ей уступит.

Еще попытка. На этот раз, когда рука соскользнула, Анник отступила, измерила брешь. Этого достаточно. Люди, ставившие решетки, никогда бы не поверили, как мало нужно пространства, чтобы протиснуться сквозь них, если ты маленькая и знаешь, как это делать.

Прошло десять минут. Она бросила сверток с одеждой на улицу. Затем обувь.

Джайлс с Фергюсоном выбили оставшиеся стекла, чтобы подготовить окна к завтрашнему визиту стекольщика, но кое-где все же торчали осколки. Анник порезала ладонь, влезая на подоконник. Голая, в крови, она протиснулась между прутьями. Несмотря на ее худобу, вылезти оказалось не так легко. Железные края оцарапали кожу. Твердый камень и металл оставили синяки. Она запретила себе думать о боли.

Скоро Грей проснется и обнаружит рядом пустое место. Эту боль тоже следует изгнать из души.

Согнув ноги, Анник сильно оттолкнулась и прыгнула далеко вперед, мимо кухонной лестницы с маленькими острыми пиками, на тротуар за ней. Приземление. Калейдоскоп боли. Камни, стекло, острые края.

Несколько секунд она лежала в полубессознательном состоянии. Под ней была ледяная мостовая. Над ней возвышался покинутый ею дом. За ним висел шар луны. Когда она повернула голову, перед ней тянулся ряд уличных фонарей, которые мерцали и расплывались, потому что она плакала. На слезы нет времени. Совсем.

Четырнадцать минут.

Анник с трудом поднялась и начала одеваться. Шпионам на этой улице она покажется горбатым бледным призраком. Сначала белая рубашка. Потом незаметное темное платье.

Надо торопиться. Грей ищет ее. Наблюдатели уже подкрадываются. Чулки. Туфли. Она детально спланировала побег. У заключенных масса времени.

Перебежав через дорогу, она нырнула в узкий проход между домами. Низкую ограду легко перепрыгнуть, а конюшни за ней выходят на Брэдли-стрит.

Там ее ждали.

Анник увернулась от них и бежала, пока не заболели легкие. Потом резко остановилась и шмыгнула в задний сад. Беззвучно, даже не разбудив собак. По переулку на следующую улицу. Опять бег, но уже в другом направлении.

Это была игра, в которую она играла давно и хорошо. Она снова Лисенок, перехитривший всех. Но сегодня Анник не радовалась этому. Сегодня игра причиняла ей боль, которая усиливалась с каждым шагом.

Ночь была полна шпионов. От некоторых она убежала, других обошла, кого-то обманула. Но лучшие продолжали ее преследовать, чего она и ждала, позволив им, в конце концов, загнать ее в угол за магазином. Это были решительные и умелые люди, которые не причинили ей особого вреда. Они были французами.

Эйдриан держал лампу так, чтобы они могли видеть брешь в решетке.

— Она может быть у Леблана.